АПН — я — Солженицын (Моя прижизненная реабилитация)

Стиль работы у нас выработался такой: прочитав мною написанное, причем довольно большой кусок, Константин Игоревич наговаривал свои соображения на магнитофон, чтобы мне не нужно было их записывать и чтобы я смогла слушать их в его отсутствие. При этом он много курил и очень, очень много говорил на самые различные темы. Для него это было своеобразным отдыхом от работы. Мне же это было чаще всего лишним, несмотря на занимательность его рассказов. Я была слишком уперта в свою тему, чтобы со вниманием воспринимать то, что к ней отношения не имело. Порой я только делала вид, что слушаю. Интерес вызывали у меня только его рассказы о моем дядюшке (его учителе), кстати приводимые стихи, коих он много знал наизусть. В знаниях и в эрудиции ему отказать было нельзя.

В числе прочего я дала Константину Игоревичу прочесть мое «Забытое». Он нашел, что фактически оно является конспектом почти всей моей будущей книги, исключая период, когда мой муж стал известен.

Мы с редактором наметили количество и названия глав, коих оказалось одиннадцать. Я не могла не оценить некоторые его подсказки при подборе названий: «Московская прописка», «Марфино и Маврино», «Иван Денисович на воле», «Тема или талант?». Жалею лишь, что приняла его заглавие для самой последней главы — «Перекрестки».

В тот приезд Константина Игоревича мы работали в основном над военными главами. Я сама понимала, что у меня написано слишком много о военном времени (целая самостоятельная книга!), а потому прислушивалась к совету Константина Игоревича в отношении Таисии Захаровны — Саниной мамы. Он написал мне буквально следующее: «Об истории гибели Таисии Захаровны нужно писать очень мало, очень осторожно, сконцентрировав все в одном абзаце». И объяснял это тем, что это может быть неправильно истолковано «каким-нибудь Дитрихом Штейнером». Он имел в виду ав- | тора той отвратительной статьи в журнале «Штерн». И уж, конечно, не подозревал, что роль Дитриха Штейнера возьмет на себя сам Александр Исаевич.

Нашу совместную с редактором работу в тот раз прервало одно непредвиденное событие. Незадолго до обеда, где-то часа в два, я вышла на звонок в дверь. Вошел незнакомый мужчина в черной одежде с малорасполагающим лицом. Он спросил, я ли Решетовскоя Наталья Алексеевна. Получив утвердительный ответ, пришедший сказал мне, что меня вызывает к себе представитель КГБ, приехавший из Москвы. Ему велено тотчас же доставить меня к нему, машина ждет во дворе. Мне ничего не оставалось, как согласиться. Попросила немного подождать.

Вернувшись в комнату, где мы работали с Константином Игоревичем, я сказала ему о непредвиденном «приглашении».

— И часто к Вам обращаются? — спросил он.

— В первый раз.

На черной «Волге» меня доставили в гостиницу. Препровождавший поднял меня в лифте на какой-то этаж и подвел к номеру, который оказался номером «люкс». Дверь открыл очень интеллигентного вида мужчина средних лет, в очках, больше похожих на пенсне. Он был в штатском. Пригласил зайти в одну из комнат. Усадил в кресло и сообщил, что органам Государственной Безопасности стало известно, что у Солженицына есть книга «Архипелаг ГУЛАГ», что в связи с этим допрашивались люди в Ленинграде и что они показали на меня: будто бы у меня хранится рукопись «Архипа» — а не «Архипелага»! — глядя при этом на меня очень многозначительно.

Под названием «Архип» был засекречен нами «Архипелаг ГУЛАГ». Так называли его те немногие, кто о нем знал.

«Архип»… Ленинград… Невольно сразу подумалось о Воронян-ской, жившей в Ленинграде и в свое время вместе со мной печатавшей эту рукопись и называвшей ее, как и мы с мужем, «Архипом».

Мне стало ясно, что меня не шантажируют, что об «Архипелаге» действительно узнал КГБ. Значит, бессмысленно было отвечать так, как я имела обыкновение это делать, когда у меня спрашивали даже близкие мне люди, что это за «Архипелаг ГУЛАГ»: это общее название всего того, что написано Александром Исаевичем о лагерях. Кстати, в одну из наших встреч Александр Исаевич сказал мне, что фактически существование «Архипелага» уже не является, собственно, тайной. И все же то, что Госбезопасности известно об «Архипелаге», явилось для меня ударом. Если теперь станет известно полностью и его содержание — за этим может последовать все что угодно, и уж во всяком случае мне не избежать полной, окончательной разлуки с Александром Исаевичем, с мыслью о которой я все еще никак не могла примириться.

Представитель КГБ спрашивает меня, в чем содержание «Архипелага». Даже если бы я печатала его не пять с половиной лет назад, а полгода, содержание этой книги не перескажешь!..

— Но это действительно страшное произведение? — спрашивает меня московский представитель. — У нас есть такие сведения.

Вместо ответа я расплакалась. Ведь муж всегда считал, что «Архип» — это его голова!

Взяла себя в руки. Слезами не поможешь…

— Вот Вы говорите, что печатали «Архипелаг». А Вы понимаете, что можете понести за это ответственность? — продолжил представитель КГБ.

— Я ничего не боюсь. После того, как потеряла в жизни главное.