Я промолчал, спорить было бессмысленно. Так уж сложилось, что даже пустяковые задания – принеси-подай – выходили из рук вон плохо. Может быть, виной тому природная застенчивость и проблемы в общении с новыми людьми, может быть, что-то другое, но будущую профессию я, скорее всего, выбрал не ту, не ту. Юрист и растяпа – вещи несовместимые.
– Я буду стараться, Мария Семеновна, – пролепетал я и робко поднял взгляд.
Только сейчас заметил, что за сценой наблюдают Лидочка и Жорик. Лида смотрит сочувствующе, за стеклом ее киберочков, что в виде сплошной, узкой полосы, влажно блестят карие глаза. Я даже на миг забыл о Семеновне, залюбовался девушкой: разделенная надвое челка открывает высокий лоб, на плечи падают темные локоны, фигурка с идеальными пропорциями, будто работали лучшие дизайнеры трехмерного моделирования. На Жорика бросил взгляд и отвернулся: хихикает, сволочь, что еще можно ожидать от этого, лохматого, как сенбернар.
– Ты всякий раз говоришь, что будешь стараться, – сказала Мария Семеновна уже спокойнее и кивнула на очки в моих пальцах. – Степан, прекращай тратить время на чепуху, ты уже не маленький, тебе надо опыта набираться, сколько осталось учиться? Год, два?
– Три, – буркнул я.
– Тем не менее. Я тебе не мама и не папа, я твой работодатель, и это мое последнее предупреждение. Нужно жить реальной жизнью, а не придуманной, – отчеканила она, снова кивнув на мой девайс.
– Ладно, – продолжила она уже будничным тоном, – подойдите с Жориком к Лиде, у нее комплекты документов для заказчиков, она распределит, кому куда ехать.
В метро спускались вместе с Жориком. Он встал на эскалаторе на ступень ниже меня и усмехнулся моему удрученному виду.
– Не надоело получать нагоняи от Семеновны? – спросил он, весело хмыкнув.
– Да мне вообще все надоело, – ответил я зло, чувствуя, как внутри нарастает раздражение, – надоело быть на побегушках. Как тут наберешься опыта, бегая по метро и развозя бумажки?
Жорик хмыкнул, поинтересовался:
– Так чего торчишь тогда тут? Поищи что-нибудь подходящее, где не надо бегать по метро.
Я вздохнул, развел руками.
– Мне нужен опыт работы в юриспруденции.
– Ну и нашел бы работу более подходящую.
Я снова вздохнул, отвел глаза.
– Честно говоря, не уверен, что справлюсь, я с этой-то не особо… сам видишь. Что уж говорить о чем-то более серьезном. Покручусь курьером, понаблюдаю за нашими юристами… потом видно будет.
Жорик снова хмыкнул.
– Пока не попробуешь, не узнаешь.
– Да и удобно совмещать с учебой, – будто оправдывался я, – работа пару раз в неделю по несколько часов в день…
Эскалатор доставил нас вниз, я неловко шагнул вслед за Жорой на твердую, непоколебимую поверхность. Он бросил взгляд на указатель перехода на другую ветку и, хлопнув меня по плечу, попрощался до вечера.
Я втиснулся в вагон, следом придавило, прижало, вагон переполнен. Двери сдвинулись, и под бубнящий голос, объявляющий следующую станцию, поезд тронулся, начал набирать скорость. Меня вжало инерцией в кого-то сзади, раздалось недоброе ворчание. Плевать! Что я могу поделать в такой давке, где даже ухватиться не за что?
Где-то в другом конце вагона, поверх голов, проглядывают несколько виртуальных маячков, кто-то с киберочками. Почти у всех злые смайлики, только у одного игровой значок – режется в файтинг. Виртуоз, раз играет в таком месте. Нужно очень хорошо себя контролировать, чтобы не дергать рефлекторно руками и ногами в реальности. Я сам долго бился над этим…
Я покрутил головой, попробовал двинуть плечами, на что толпа отозвалась недовольным ропотом. Плюнув на все, расслабился и послал геймеру предложение сразиться.
Толпа вокруг исчезла, сменившись развалинами восточного храма. Справа, по дороге, выложенной булыжниками, идут монахи в желтых одеяниях. Над головой сквозь разрывы в тучах проглядывает мрачное солнце, завывает ветер. Под ногами истерзанная временем булыжная поверхность, в щелях перемещается под порывами ветра каменная крошка. Я посмотрел на противника – крепкий, поджарый боец с азиатским лицом. Из тени, бросаемой широкими полами остроконечной шляпы, сверкают холодные глаза. На плечи накинута безрукавка, подпоясанная брутальным ремнем из широких пластин. Свободные штанины стянуты на голенищах бинтами.