И это знание не всем доступно: «некоторые и доныне с совестью, признающих идолов, едят идоложертвенное, как жертвы идольские, и совесть их, будучи немощна, оскверняется» (8:7). Понятие совести выступает в качестве некого судящего, нравственного начала, присущего человеку. Но речь идёт не о зловредности пищи как таковой, ибо «пища не приближает нас к Богу; ибо едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем». Важно отношение к происходящему: «Берегитесь однако же, чтобы свобода ваша не послужила соблазном для немощных». Не соблазнит ли твой пример, «поедающего идоложертвенное», «немощных» к тебе присоединиться по незнанию совершаемого? К тебе, четко отделяющего идольское и богоугодное, имеющее знание этого. «И от знания твоего погибнет немощный брат, за которого умер Христос» (8:11). «Согрешая таким образом, … вы согрешаете против Христа». И добавим, вносите зерна раздора в единство общины. И следует резюмирующий совет: «И потому, если пища соблазняет брата моего. Не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнять брата моего» (8:15). И это не жертва, но формирование нравственной позиции.
И буквально крик вырывается из глубины души Павла. Неожиданно.
Впечатление, что Павлу передали при диктовке Послания очередные обвинения в правомочности его апостольстве, в мздоимстве и других нечестивых поступках и он, не переводя дыхания, в страстном негодовании начал опровергать порочащие его слухи, импульсивно выпаливая душившие чувства: «Не апостол ли я? Не свободен ли Я? Не видел ли я Иисуса Христа, Господа нашего? Не мое ли дело вы в Господе? Если для других я не апостол, то для вас Апостол; ибо печать моего апостольства вы в Господе. Вот мое защищение против осуждающих меня» (9:1–3).
Его негодование против тех, кто отрицает его право на апостольство, право того, кого призвал и благословил в личном явлении сам Христос, свидетельством чего служит сама братия церквей, им основанных. А чем могут похвастаться противостоящие? Разве что сомнительными интригами? Им препятствовать в благовести его? И поток не очень связных слов продолжает извергаться из уст Павла: «Или мы не имеем власти есть и пить? Или не имеем власти иметь спутницею сестру, жену, как прочие Апостолы, и братья Господни и Кифа? Или один я и Варнава не имеем власти не работать?» (9:4–6) Очевидные выпады в сторону Иерусалимских апостолов. Он готов даже утверждать своё право на сопровождение сестры, жены, лишь бы утверждать своё равенство с ними. Не забыв подчеркнуть солидарность с Варнавой[14]
, одержимого, подобно ему, по-видимому, своей миссией, сравнительно с двенадцатью. Где их успехи? Где их паства?.И тем более, подобно им, иметь право на содержание, кров и пищу, со стороны верующих. По-видимому, он, по мнению обвинителей, на это не имел право, не будучи признанным апостолом. Но Павел готов бороться за свои права из принципа: «Какой воин служит когда-либо на своём содержании? Кто насадив, виноград, не ест плодов его? Кто, пася стадо, не ест молока от стада?» (9:7) И переходит от бытовых аналогий к спасительным примерам Закона: «Не то же говорит и Закон? Ибо в Моисеевом законе написано: не заграждай рта и вола молотящего. О волах ли печется Бог? Или, конечно, для нас говорится?» (9:8-10) Как всегда, в экстремальных ситуациях Павел прибегает к авторитету Закона, забывая о недавнем отрицании «рабства» его. Т. е. он всегда, вольно или невольно полемизирует с иудейской аудиторией. И завершает, переходя на столь привычную трудовую аналогию ремесленника: «Так, для нас это написано: «ибо, кто пашет, должен пахать с надеждою, и кто молотит, должен молотить с надеждою получить ожидаемое» (9:10). Вывод очевиден: «если мы посеяли в вас духовное, велико ли то, если пожнем у вас телесное?» (9:11) – обращается уже собственно к коринфянам. До сих пор он бросал гневные обвинения заочным недругам.