Апостол Павел в свете Посланий

С той особенностью, что конфликт осмысляется в рамках юридической терминологии: «Как закон, ослабленный плотью, был бессилен (т. е. это было, как бы, изначально предрешено судьбой; Ф.Г.), То Бог послал Своего Сына в подобии плоти греховной в жертву за грех и осудил грех во плоти (вновь: «подобное уничтожает подобное»; Ф.Г.), дабы оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по плоти, но по духу» (8:3–4). Тем Закон исполнился, но уже иной, преисполненный не смертью, но «духом жизни». И раздвоенность помышлений жизненных уже грозит уверовавшим: «Ибо живущие по плоти о плотском помышляют, а живущие по духу – о духовном» (8:5). И далее следует выражения, близкие к ветхозаветным: «потому что плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божиему не покоряются, да и не могут» (8:7). «Покорность Богу», тем не менее, для Павла незыблема. Собственно, для него это знаковый показатель истинной веры. Внутренние убеждения и «свобода выбора» ею полностью поглощаются. Они входят в понятие изначального принципа покорности. И Павел довольно часто демонстрирует именно такой ракурс соотношения «вера – покорность». Он всегда категоричен в своих убеждениях: «Посему живущие по плоти Богу угодить не могут» (8:8). Для него настолько очевидно, что он готов решать это за Бога.

В отношении уверовавших он несколько более осторожен: «Но вы не плоти живете, а по духу, если только Дух Божий живет в вас. Если же кто Духа Христова не имеет, тот и не Его» (8:9). Жизнь реальная заставляет его делать выводы осторожнее для позитивных прогнозов, чем для произнесения осуждений. Осуждения должны быть предельно категоричны, чтобы возыметь нужное воздействие: «Если кто Духа Христова не имеет, тот не Его». Но: «Если Дух того, Кто воскресил из мертвых Иисуса, живет в вас, то воскресивший Христа из мертвых оживит и ваши смертные тела Духом своим, живущим в вас» (8:11), – не устаёт повторять Павел в любой аудитории.

Но как добиться крепости Духа в новообращённых? И здесь он вынужден вводить регламентации, воспроизводя, по существу, положения ненавистного ему плотского Закона нравственного характера: «не блуди», «не прелюбодействуй» и т. д. Но исполнение их, как говорилось выше, наполняя иным качеством: «Ибо все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божии. Потому что не приняли духа рабства, чтобы жить в страхе, но приняли Духа усыновления, которым взываем: «Авва, отче!» Сей самый Дух свидетельствует Духу нашему, что мы – дети Божии» (8:14–15). Отрёкшись от гнёта внешнего принуждения к исполнению, верующий становится членом общей семьи взаимопонимания и любви, где о принуждении к исполнению правил общежития говорить не приходиться, ибо исполняются они само собой как следствие атмосферы всеобщности в любви, залогом чего является Дух Усыновления, призвавший в семью Бога.

«А если мы дети, то и наследники, наследники Божии, сонаследники Христу, если только с Ним страдаем, чтобы с ним прославиться» (8:17). Тем самым, уверовавшие не только наследуют благодать Божию, но и уравниваются по статусу Христу – «сонаследники», в его страданиях и в славе. Дух семейной общины витает над любой сектантской группой, скрепляя её общность незримыми узами целости. Именно он и выделяет её, отделяя от реальностей окружающего мира.

Павел понимает трудности удержания в себе этого Духа и спешит приободрить верующих блестящей будущностью: «Ибо думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с той славой, которая откроется в нас. Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего её в надежде, что сама и тварь освобождена будет от рабства тления в свободу славы детей Божиих» (8:19–21). Отметим, что здесь Павел прямо отождествляет Закон с внешним принуждением: «тварь покорилась не добровольно, но по воле покорившего её». Фактор добровольности для него играет значимую роль.

Но процесс усыновления и установления в себе Духа мучителен неоднозначен и Павел отдаёт в этом себе отчёт: «Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только она, но и мы сами стенаем усыновления, и искупления тела нашего, ибо спасены мы в надежде» (8:22–24). И следует нетривиальное разъяснение в почти даосском духе: «Надежда же, когда видит, не есть надежда; ибо если кто видит, то чему ему надеяться? Но когда надеемся того, чего не видим, тогда ожидаем в нетерпении» (8:24–25).

Вера крепка надеждою на неизреченное, ею живёт такое признание в устах Павла, усугубляя неопределённость ожидания: «Также и Дух подкрепляет нас в немощах наших; ибо мы не знаем, о чем молиться, как должно, но сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными». И надежда лишь на то, что «испытующий же сердца знает, какая мысль у Духа, потому что Он ходатайствует за святых по воле Божией» (8:26–27).