Не очень ясно: будет ли это благословение получено в Иерусалиме, и тогда Павел появится в Риме, направляясь в Испанию почти официально или имеется в виду что-то иное. Но в любом случае, это откровенность в обращении к незнакомым людям выглядит несколько нарочитой, если это не сознательный приём через откровенность обратить собеседников в благожелательных союзников, сочувствующих его планам.
Но смутное беспокойство, тем не менее, не оставляет его. Сомнение в успешности затевавшегося путешествия в Иудею его не оставляет: «Между тем умоляю вас, братия, Господом нашим Иисусом Христом и любовью Духа, подвизаться со мною в молитвах за меня к Богу, чтобы избавиться мне от неверующих в Иудее и чтобы служение мое для Иерусалима святым было благоприятно, дабы мне в радости, если Богу угодно, прийти к вам и успокоиться с вами» (15:29–31). И если он обращается за сочувствием к незнакомым людям, то повод к этому был для него значим.
Это сочувствие ему было необходимо, тем более, что призывая в послании к «единомыслию между собою», в глубине души он опасался будущих, по-видимому, неизбежных столкновений в Иерусалиме. Но он видел свой долг в продолжении служения, как его понимал, хотя и сомневался в благополучном исходе.
Жизнь согласилась с ним, но в ином преломлении: Павел увидел Рим, но в качестве подсудимого.
Глава посвящена в основном представительским моментам. Она содержит многочисленные приветы от сотрудников Павла неопределённым лицам римской общине. Тон приветствий производит впечатление общения с кругом знакомых Павлу лиц. Каким образом такой круг мог появиться в Риме неясно. С другой стороны, Павел предлагает римлянам приветствовать переименованных своих сотрудников, как бы представляя их. В отличие от собственно римлян они названы конкретно, по именам. Судя по перечисленным именам, круг Павла включал как иудеев и достаточно высокопоставленных семей, римских состоятельных граждан, людей из низших слоёв общества, в том числе рабов, возможно бывших.
Кончается глава традиционным по стилистике и содержанию для посланий предостережением: «Умоляю вас, братия, остерегайтесь разделения и соблазны, вопреки учению, которому вы научились, и уклоняйтесь от них; ибо такие люди служат не Господу нашему Иисусу Христу, а своему чреву, и ласкательством и красноречием обольщают сердца простодушных». «… желаю, чтобы вы были мудры на добре и просты на зло», добавляет он в окончание, выражая уверенность, что «Бог же мира сокрушит сатану под ногами вашими вскоре». Вновь, редкое для Павла упоминание сатаны. И вновь безадресное.
Перечисление спутников и участников Павла, в момент диктовки Послания, достаточно традиционно. Уточняется, что Павел диктовал его и называется имя писца: Терций. Последний передаёт привет от своего лица, что свидетельствует об атмосфере равноправия существующей в группе Павла.
Цель Послания очевидна: он готовит почву для своего появления в вечном городе. Возможно, он собирался переместить центр своей деятельности в центр язычества – столицу империи. Но исторически сложилось, что в ней обосновались иудохристиане – сторонники апостолов и Павел столкнулся с новой для себя проблемой проповеди на «занятой территории». И он ищет аргументацию, чтобы привлечь на свою сторону местных христиан. Но суть его текстов не претерпела существенных перемен. Она вполне устоялась. С акцентом на иудейскую аргументацию. С преобладанием ветхозаветных примеров и аналогий. «Языческая составляющая» в послании явным образом ушла на второй план.
Вместо заключения
Мне кажется излишним пытаться писать некий обобщающий психологический портрет Павла. Тем более, что, на мой взгляд, это невозможно и неправильно. Ибо его невозможно заключить в некую капсулу целостности искусственного гомункулуса, которого вывести пытаются исследователи его деятельности. Он целостен только в одном: в своей вере. Во всём остальным он изумительно непостоянен. Его взгляды постоянно и непрерывно деформируются в поисках неосуществимого: осознать и понять необходимость «озарения» в принятии истинной веры. Всё остальное для него несущественно. В круг интересов его не вошли вопросы техники преображения, в отличие, от, например, буддизма или исихазма. Но для этого он не был предназначен: его увлечённость не была подкреплена методологией.
Но каждый великий человек велик по-своему, а в величии Павла сомневаться не приходится.