Апостол свободы

«Какую же ты службу тогда возьмешь? Тебе же полагается самое первое место?».

«Никакую, — ответил он. — Пойду к другим порабощенным народам и буду делать тоже, что теперь делаю здесь»[168].

И говорил совершенно искренне.

И еще одно прибавилось с пасхи 1864 года. Тогда экстаз возрождения к новой жизни принадлежал ему одному; а теперь его разделяли все собравшиеся. Одни больше верят в бога, другие меньше, но каждый привык с детства считать пасху самым большим праздником в году; теперь для всех них он приобрел новое значение, как для самого Левского восемь лет назад. Особая атмосфера царила во время праздника, длившегося три дня, до самого открытия собрания. Вот как описывает ее Киро Тулешков в своих воспоминаниях:

«Воистину, как будто не тайный Центральный комитет собирались составить, а приготовлялись играть богатую свадьбу; как начали веселиться, есть и пить еще в первый день пасхи, кончили только на третий день вечером. В веселье участвовало душ пятнадцать. Можно бы и не упоминать об этом празднестве, но по-моему, о нем надо сказать, потому что оно продолжалось три дня и три ночи, как я уже упомянул. В этом его значение. За трапезой рекой лились вино и пиво. Пили все… и эти пятнадцать человек были из разных мест, с разными характерами и разными наклонностями. Может, так и было, не спорю, но здесь, на празднике, это было незаметно. Все люди были как один человек. Такого согласия и такого единства — а мне уже 55 лет — я больше никогда не видел и не слышал. Обратное — случалось…

… Во время веселья никто не позволил себе ругать тирана-турка и выкрикивать угрозы, как обыкновенно бывает в таких случаях, и особенно можно было ждать, что до этого дойдет, потому что приготовлялся план разорения турецкой державы. Самое замечательное было, что среди этих пятнадцати человек не нашлось ни одного, кто бы в нетрезвом состоянии затеял ссору или ругань, а ведь подобное было вещью обыкновенной, если собиралось столько народу. Такое было единство. Правда, оно случалось иногда среди истинных хэшей, которые помнили всю Румынию, но не настолько»[169].

Первое заседание было посвящено проверке полномочий. Всего присутствовало двадцать пять делегатов. В силу разных обстоятельств не каждый комитет смог послать собственного представителя, да и неблагоразумно было собирать много народу даже в Румынии, ибо турецких шпионов хватало везде. И потому некоторые делегаты представляли по нескольку комитетов. Тодор Пеев, например, получил мандаты целых одиннадцати комитетов, от Софии до Этрополе. Левский был уполномочен голосовать от имени Карлово, Стара-Загоры и Сливена. Каравелов также представлял три комитета, все три находились в Румынии. Всего у представителей внутренней организации было тридцать три голоса, у эмигрантов — семнадцать. Таким образом желание Левского установить перевес внутренней организации осуществилось. Некоторые эмигранты отсутствовали: Хитов был болен и не смог приехать, Тотю также не приехал, Данаилу Попову в последнюю минуту пришлось остаться в Тырну-Мыгуреле по делам, и он прислал вместо себя другого человека.

Пока шла проверка полномочий, Левский отозвал Тулешкова и отвел его в соседнюю комнату.