APPLE. Взгляд изнутри: история интриг, ошибок и эгоизма

Сотрудники Apple никогда не забудут, каким Шпиндлер был при первом своем крупном публичном выступлении в ранге исполнительного директора компании. Дело происходило на годовой отчетной конференции в Лас-Вегасе в октябре 1993 года. Не было ни пульсирующей рок-музыки, ни ярких стробоскопических огней, традиционно предварявших любое масштабное собрание в компании. Вместо этого на затемненную сцену конференц-зала отеля "Аладдин" в одиночестве поднялся Шпиндлер и вступил в лучи единственного включенного прожектора. Такая декорация, по его замыслу, должна была ясней ясного показать двум тысячам собравшихся в зале неотвратимость намерения нового директора привести компанию в чувство и поднять ее на недосягаемую высоту. "Apple — не калека!" — бросил он в лицо обалдевшей аудитории.

В заключение своей речи Шпиндлер предупредил, что намеревается сообщить "кое-что очень личное". Речь шла о причинах, побудивших его согласиться занять пост исполнительного директора после внезапной отставки Скалли. Как рассказывал позже Шпиндлер Кевину Салливену, он почувствовал необходимость донести до аудитории то, как прошли те пятнадцать минут, за которые он принял судьбоносное для себя и компании решение. Проще всего было сразу ответить нет, сказал Шпиндлер. "Я представил себе: сижу у себя на даче, вокруг помидорные грядки, внук ерзает на коленях, а меня мучает одна мысль: "Я не должен был соглашаться". Шпиндлер помолчал, затем поднял вверх палец, глаза его блестели от слез и голос дрожал: "Причина, по которой я изменил свое решение, заключается в моей твердой убежденности, что мы можем победить и мы достойны победы". Ошеломленный зал замер, потом взорвался грозовой овацией.

"Мы не могли сдержать слез. Это был его звездный час",— вспоминает Барбара Краузе, вице-президент корпорации по международным связям. А Джим Бакли, вице-президент Apple по маркетингу в сфере американского высшего образования, добавляет: "Это было одно из самых необыкновенных выступлений, которые я когда-либо слышал. Это было чудо".

Нет сомнений в том, что эмоции, захлестнувшие тогда Шпиндлера на сцене, были самыми искренними. Шпиндлер в самом деле любил Apple. Вся его жизнь была связана с компанией, он отдавал себя работе с такой силой, что близкие всерьез опасались, что это повредит его здоровью. Но, описывая все это как момент принятия трудного решения, которое так внезапно свалилось ему на голову после добровольной отставки Скалли, Шпиндлер возводил грандиозное здание неправды. Фундамент его был заложен самым первым заявлением для прессы. В отставке Скалли не было ни капли доброй воли, и Шпиндлеру это было хорошо известно.

Однако Шпиндлер никогда не мог проявить подобную экзальтированность, выступая вне стен Apple. Отчасти потому, конечно, что всегда легче разделять свою страсть с соратниками, единомышленниками, каковыми для Шпиндлера были люди из Apple. В конце концов, в Apple невозможно было работать, не желая изменить мир. Это было символом веры компании с первого дня ее существования. Однако за порогом компании Шпиндлеру приходилось иметь дело с людьми, которых он не мог контролировать и которые могли спросить его обо'всем, что придет им в голову. Неудивительно, что на публике Шпиндлер чувствовал себя как двоечник у доски.

Еще меньше Шпиндлер любил иметь дело с напористыми журналистами, всегда проявляющими повышенный интерес к Apple. Враждебность Шпиндлера к прессе объяснялась еще и тем, что большую часть своей сознательной жизни он провел в Европе, где деловая журналистика обращалась с высокопоставленными руководителями как с особами королевской крови. Роль журналистов, по мнению Шпиндлера, сводится к тому, чтобы, затаив дыхание, слушать то, что он им вещает, а потом точно передавать это на страницах своих изданий. Так было принято в Европе. Шокирующий своей бесцеремонностью стиль американских журналистов был абсолютно не приемлем для Шпиндлера, так что единственным представителем прессы в Силиконовой Долине, с которым он с удовольствием общался весь период своего правления в Apple, был корреспондент британской "Financial Times" Луис Кехо. Шпиндлер любил говорить ему: "Вы из Европы, вы меня поймете".

Неудивительно, что одним из первых своих приказов в ранге исполнительного директора Шпиндлер закрыл телестанцию AppleTV, расположенную через улицу от Де-Анца, 7. Как уже говорилось, открытая в 1988 году AppleTV была любимым детищем Джона Скалли, где он как минимум дважды в месяц давал интервью, устраивал спутниковые телеконференции с менеджерами отдаленных отделений и представительств компании. "При Скалли Шпиндлер появлялся на AppleTV только по необходимости,— вспоминает Питер Кавано, в те годы управляющий телекоммуникациями компании.— Он приходил, когда без него нельзя было обойтись. Дизель никогда не общался с нами по доброй воле, и лучшим телевидением для него было выключенное".