Аппликации

становке Корнеля, Жанна Самари в роли невесты Сида декламирует Родионова

или спит, а ты думаешь – ну и мели, дольше века твоя неделя, столько накопле-

но святости и золотых обид, можно писать о закате Европы или уже о расцвете, расцвечено алым что-то в предсердии и саднит. Жизни такие просторные стяну-

ты здесь, мы дети, и заливаем оловом краденый аппетит. Или создай себе пер-

сональный ад с капканами Саус-парка, или опустошай кормушки для замерз-

ших в руке синиц, повторяя: «Всё в руце Твоей, а мне почему-то жарко, нет окон

в доме Твоем и несмазанных половиц». Совсем ничего нет, даже наполовину, пишу себе гусиным пером, чтобы потом не забыть, чтобы, когда наконец-то себя

покину, меня покинула страсть к вязанию, рук бессловесных прыть. Или создай

себе персональный ад, или вари окрошку, заведи сиамскую кошку или нового

близнеца, будем письма писать, будем верить и ждать понарошку, будем пить

«Золотую осень» с замыленного лица.

В этой стране нужно жить долго и есть овсяные хлопья, поднимать гантели на

два килограмма и ежедневный кросс, в банальную цифру тридцать семь плюс-

минус десять, холопья поступь твоя – ты думаешь, на подоконник бос. Чем там

закончилась эта история, бедная Эрендира, фата из старого фетра, нет, Фетом

был полон сад, в этой стране из подложных молекул мира выживший Лермон-

тов, чтобы не нарасхват, чтобы не в передачах об НЛО в Можайске, как я лю-

бил вас ранее, боль превращая в скрип, будем теперь томительно мы говорить

по-райски, нет, я совсем не песенник и ко всему охрип. В этой стране нужно по-

строить сруб между банком и зоосадом, ну выхожу один на дорогу, в двадцать

два петля – моветон, это высокая ель, высокая роль и рядом никого не долж-

но оказаться, какой-нибудь просто «он», и тьма объяла его, проглотила, как

рыбу фугу, совсем не поморщившись, водкою не запив, радость невоплоще-

ния, мы не равны друг другу, просто один петляет здесь, ну а другой – в курсив.

Даже чужой и беленький (кто вас полюбит черным), даже родной, не выстра-

дав что-нибудь по уму, пишет характер правильным, правый мизинец – вздор-

ным, текст обрастет решетками, всех заточив в тюрьму, и в какой-нибудь глу-

пой щели лежит золотая пуля, из тех, что поднимешь – и тут же кладешь в кар-

ман с пиететом какого-нибудь афериста Феликса Круля, в новой стране допол-

няя список полезных ран.

72

Улицы этого города намазаны канифолью, в переходах продают подснеж-

ники по бросовым ценам, семечки и урюк, по утрам приносят Кундеру к остыв-

шему изголовью, «Вальс на прощание», больше не будет читательских мирных

мук. Ты говоришь ему, что совсем не похожа хотя бы и на поэта, ни на кого со-

всем не похожа, не обладая средствами идентификации, достаточными в пути, думаешь – смертных спасает белково-сливочная диета, жду ли чего, надеюсь

ли – просто вперед лети. Улицы этого города намазаны мармеладом, муха-

цокотуха за самоваром проводит неспешный век, жизнь казалась теплицею, по-

сле казалась адом, стройками века насытившись без Колизеев-Мекк, сковоро-

дочным шкворчанием маленькой злой души, буквы ложатся правильно и не ло-

жатся косо, всё остальное сладится – только вот не пиши. Только вот не записы-

вай мысли вдогонку о детстве Тёмы, а был ли мальчик, а мальчика не было даже

на отворот, красный цветок распускается, не размышляя, кто мы, сердце щипца-

ми для сахара медленно достает. Самое сладкое сердце получит приз «За уми-

ление без надежды», получит пыльную ладанку или нательный крест, ножи и

вилки роняют маленькие невежды, и ты понимаешь – никто тебя не доест.

VIP-театр 73

Опыты

Она не снимает трубку, лень читать “Cosmopolitan”, говорить о салатах в чате, пятнышко новой любви расползается заревом, скучно в недрах cal -центра, вся ты

прекрасна, любимая, что там еще вам, нате, здесь ведется запись, сейчас закончит-

ся лента. Если ты несешь свет, он озаряет всё, если ты несешь мрак, он поглоща-

ет так же, на границе между Иерусалимом и Афинами черная соль ее, мораль без

басни для каждой вечерней стражи. Она не снимает трубку, наверное, просто спит, а в трубку просят продлить срок хранения, вынуть гвоздь из айфона, приходит на-

чальник отдела, за ним левит, к окну наклоняется древа познания крона, нет, дре-

во познания сухо, известно ведь нам давно, вся ты прекрасна, любимая, до послед-

ней клятвенной точки, но что с этим делать, непонятно же все равно, и древо роня-

ет на каменный пол листочки. Приходит начальник департамента, просит накрыть

на стол, вынимает букет и кролика из-под газового покрова, она говорит соседкам:

«Король наш гол, и шить для него, и пальцы себе исколоть я, кажется, не готова».

«Чье это сердце здесь лежит на столе, нет души в твоих бланманже», – говорит на-

чальник с опаской, - «холод окутал нас, кто-то там починил реле, нет ли еще кол-

басы, ну такой вот, швабской?». Она не снимает трубку – начнут проводить опрос, как часто вы на завтрак дарите кошек ближним, иногда какой-нибудь респондент

понимает, что перерос, но с таким пониманием некуда, только лишним. Здесь про-