Аппликации

ей, из-за того пригорка в наши глаза проецируют доброе, вечное, лечится. Ки-

нолента всегда об останках, сейчас вот, наверно, Лорка. Ты достаешь изумруд

– вокруг не холмы, а руины, что равноценно, в общем-то – глупо ведь ждать по-

дарка. Думаешь – все умрут, а целое половины – это особая искренность или

уже помарка. Эти люди не могут быть, рисуют водовороты, обещают начать всё

заново, выжать раба по капле, обещают глядеться в зеркало и, вопрошая «Кто

ты?», не повторять за собой идиотское «крибле-крабле».

76

On/Off

Бегство от волшебника

В этом пространственном соотношении рыбкой-бананкой плыви, улыбайся

от сладкой халвы, в мыслях о жизни тая, я не умею писать тебе врозь о тридца-

той любви, здесь должна быть особенно прочная запятая, и думает Шерри, что

нужно создать какой-нибудь masterpiece с ровностью позвоночника и василь-

ком в черепной коробке, так вот идет по поребрику, так и не взглянет вниз, чер-

ви твоей земли, неповадно чтоб было, робки. Думает Шерри, что мы в отве-

те совсем не за тех, а за каких-то совсем неприрученных, клавиши греют дико, и говорят, что эта невеста доктора – тоже блеф, существование не учтено, как

достаточная улика. Будешь таскаться с доктором по всем переулкам земли – в

каждом городе он создает себе девушку из первородной глины, ты думаешь –

это сценарий, наверное, Спайка Ли, неснятые платья и нерасчерченные карти-

ны. Плетешься за ним с мухоловкой, как ослик Иа, нужно создать Замоскворе-

чье, его населить народом, дешевеют духовные ценности, но дорога халва, твой

портрет излучает смирение с новым годом. В этом пространственном соотно-

шении Шерри встречает Лю, дарит ей книжку-раскраску о призраках прошлой

моды, муж говорит ей: «Я думал – тебя люблю, а теперь не припомню, откуда

ты здесь и кто ты». Лю принимает раскраску, сумочки и кульки, улыбается веж-

ливо, слушает и кивает, мы от себя здесь слишком недалеки, кто нас увидит, на-

верное, не узнает. Шерри думает – нужно создать какой-нибудь masterpiece, только другой, без Лю и без мужа-антифашиста, перешивает исподнее, словно

в семнадцать мисс, трет фотокарточки – всё здесь должно быть чисто, всё здесь

должно быть очень искренне и тепло, бредни и шерри-бренди по бездорожью, не научилась еще говорить «алло», скрадывать зло или вящую славу Божью.

Бегство

от волшебника 77

Маленькие трагедии

Я забираю последний пенни у лорда Джима и покупаю шляпу из мелкой со-

ломки цвета вяленой лососины (дополнив свои сбережения), думаем – связь

с этой жизнью нерасторжима, вот проехали дроги с рогожею сверху, за наши

вины никому не воздастся, кто может сравниться с моею Дженни с головой без

царя, и когда пора оприходовать кассу, я кладу ей на грудь папиросную ветвь

сирени и ставлю прочерк в графе «Доходы» согласно классу. Вот мы сидим на

пригорке и пьем портвейн, внизу идут пешеходы, несут свои челюсти со следа-

ми губной помады, мы их кладем на ладонь – в результаты своей работы слож-

но поверить, и мы уж порой не рады, что кости выпали так, плохо срослись и с

ветки упали прямо на дно серебристой чаши. Как вы можете здесь пировать, если все, кто проходит, метки, попадают прямо в стекло, разгребают осколки

наши. Кто может сравниться с Дженни моей, с этой дудочкой мертвой глины, ее

губы оттенка сурика, сердце… Что сердце наше – лежит в кармане, не дочитано

даже до половины, а ты думаешь – окончание будет намного краше. Я забираю

последний пенни у лорда Джима и бросаю его какому-то нищему – как же вам

тут не спится, и ты думаешь – связь порвалась, болтается, расторжима, поверяя

гармонию перьями, в горле застрянет синица.

Маленькие

78 трагедии

Русский Гамлет

Мой принц родился десятого января по новому стилю, топили довольно

скверно (его аналитик потом говорил: «Вы ветрены, как ягненок»), всех бед-

ных людей касается жизни скверна – построил дворец, посадил бор сосновый, с пеленок глядит на мать с изумлением (здесь поменял три буквы, чтоб поща-

дить тех редких читателей мнимую добродетель, кто удосужился выйти), ну, де-

скать, слыхали стук вы, это пришла Офелия, нужен еще свидетель. Это пришла

Офелия, девушка в кринолине, зверь из другой эпохи с корзиною провианта, знаете, вот специально для вас я буду писать отныне столбиком ровным, как

мера скорбей таланта в разнокалиберном тексте, любовь иссушает душу, пре-

вращает ее в парафиновый фрукт на веточке из сусала, и зверь морской выхо-

дит из нашей души на сушу, и говорит: «Прости меня, я писала», тем оправдала

всех на три поколенья вперед, на лысине князя Куракина черным пером сердеч-

ки, всему домотканое время, всему долговой черед, солнце взойдет и море сго-

рит от свечки. Для вашего блага построены мельницы и скиты, пещеры, столо-

вые, детские универмаги, в каком-нибудь томе мы станем с тобой на «ты», ис-

ход предрешен, отделение от бумаги. Внутри коробейник, сапфировый скара-

бей, какой-нибудь новый фасон истончив до трети, поставишь на стол с богома-

терью всех скорбей, она долготерпит и просто молчит, как дети, которым веле-