Ее глаза блуждали под тенью зюйдвестки, словно Кристинина кожа была такая скользкая, что взгляду было не за что уцепиться. Руки по-прежнему тянулись к ней, ладони чуть дрожали, а пальцы были такие белые, что отдавали в синеву.
Уже студенткой Кристина узнает, что эта дрожь – первое из побочных действий гибернала. Второе – это падение кровяного давления. Третье – светобоязнь. Четвертое – гротескные гримасы. Пятое – понижение температуры. Стало быть, медицина легко могла объяснить то, что тогда казалось жутким и сверхъестественным.
Но случившееся потом было не чем иным, как волшебством. Сверкающе-белый солнечный луч протянулся в окно кухни, чуть коснулся Астрид и, расширяясь, заключил в себя Эллен, стоявшую в дверях. Она моргнула, и это непроизвольное движение словно пробудило ее – она глубоко вздохнула и, одним движением скользнув через всю кухню, резко развернулась возле Астрид и встала перед Кристиной, заслоняя ее руками. Астрид обернулась, пытаясь поймать девочку, но поздно, синеватые пальцы схватили только воздух. Тут гримаса исказила ее лицо: верхняя губа поднялась, обнажив зубы и десны, язык вывалился и повис вдоль подбородка, правый глаз закрылся и открылся снова. В следующий миг она пошатнулась, колени ее подломились, и она упала на пол без сознания.
Позже, когда Тетя Эллен уже позвонила Стигу Щучьей Пасти и несколько санитаров из больницы Святой Биргитты забрали Астрид обратно после этого первого ее выхода, все словно переменилось. Как будто с явлением Астрид в дом Тети Эллен что-то в нем лопнуло – стеклянная стена, или ледяная корка, или гигантский мыльный пузырь. Все звуки вдруг сделались пронзительными. На улице враз взвыли машины, зимний ветер хлестанул по черепичной крыше, а тихий предшественник Хубертссона из верхней квартиры затопал каблуками по лестнице. То же и воздух – в доме сразу стало сыро и холодно, Кристина мерзла, она была вынуждена постоянно ходить в кофте и двух носках. От холода у нее немели и стыли пальцы, они уже не слушались ее, как прежде. И однажды она в раздражении отбросила прочь рукоделье, увидев, что шов у нее стал как у Маргареты, кривой и детский. У нее словно зудело под кожей, она не могла уже больше просиживать вечерами рядом с Тетей Эллен, слушая радио, – вместо этого она слонялась без толку по дому, мешала Маргарете, почти всегда лежавшей на кровати в Пустой комнате с книжкой в руках, или ходила от окна к окну, обрывала с комнатных цветов засохшие листья и смотрела на свое отражение в блестяще-черном окне. Иногда она упражнялась в выдержке. Что бы она почувствовала, если бы вдруг белое тощее лицо прижалось к оконному стеклу с той стороны? А если бы Тетя Эллен вдруг умерла? А если вдруг ей самой когда-нибудь пришлось бы покинуть дом Тети Эллен?
Черная дыра. Вот что она почувствовала бы. И однажды почувствовала.
Тетя Эллен после явления Астрид тоже переменилась. Она все чаще подымала взгляд от работы и устремляла его на Кристину, но не улыбаясь и ничего не говоря. Да еще завела в доме новый порядок: девочкам больше не разрешалось подходить к телефону и бегать к ящику за почтой. Все это Тетя Эллен делала сама. Причем некоторые письма она вскрывала прямо в саду, хотя еще стояла зима и было холодно. Кристина все это видела в окошко из кухни: нахмурившись, Тетя Эллен разрывала конверт, проглядывала письмо, а потом шла прямиком к мусорному баку и выбрасывала.
Только Маргарета осталась такой, как была. Казалось, она не замечала ни перемен, ни тайн, внезапно появившихся в доме. Она по-прежнему при каждом удобном случае терлась возле Тети Эллен, как балованная кошка, и по-прежнему изводила Кристину, подробно пересказывая ей каждую прочитанную книгу. Она словно бы не заметила даже, что Стиг Щучья Пасть стал захаживать все чаще и всегда поздно вечером, когда девочкам было уже пора спать.
Но Кристина это заметила. Вечер за вечером она лежала в своей кровати в пустой комнате, широко раскрыв глаза и вслушиваясь в его рокочущий голос, доносящийся с кухни. Он рокотал непрерывно, Тетя Эллен почти ничего не говорила.
Уговоры. Да, наверняка. Стиг Щучья Пасть пытался уговорить Тетю Эллен сделать что-то, чего той совсем не хотелось. На Кристину волной нахлынула дурнота от этой мысли, и надо было срочно что-то предпринять, все, что угодно, лишь бы узнать, о чем они там говорят. Очень осторожно она спустила на пол босые ноги, потом встала и беззвучно прокралась в прихожую.
– Что нам нужно – так это долгосрочное решение проблемы, – изрек Стиг Щучья Пасть, издав прихлебывающий звук, стало быть, Тетя Эллен угощала его кофе. – А детский дом никак не может быть долгосрочным решением. По крайней мере, для данного случая.
Кристина затаила дыхание. Неужели ее отошлют обратно? Внезапно ей страшно захотелось писать. И более того, она описалась. Как она ни сдерживалась, по левой ноге уже потекла струйка. Кристина рванулась в уборную, но не успела закрыться.