Арабская поэзия средних веков

О ты, внушающий веселье, ты, чей свет
Из глубины идет и радостью согрет!

Посмотришь на огонь — душа стыдом объята:

Ты видишь отблески то серебра, то злата.

Он блеском меч затмил и вызвал зависть в нем —

Как будто слезы на клинке горят огнем.

В горящем пламени мерещатся долины,

Шатры высокие, отрадные картины;

Усталых странников они к себе манят,

И отдых им сулят, и радуют их взгляд.

Вздымая ввысь свое трепещущее пламя,

Огонь соперничает дерзко с небесами.

Дым куполом висит, он словно небосвод,

Но ни одна звезда там факел не зажжет.

Пусть ветер северный не знает передышки —

Любой его порыв лишь встретит угля вспышки.

Горящий уголь позолотою покрыт,

Горит так ровно он, как будто не горит.

Под пеплом кажется он девой белокурой;

А ночь тем временем уходит прочь понуро.

Она сворачивает плащ холодный свой,

Чей край на западе свисает над землей.

И звездочки Плеяд, приход зари пророча,

Стирают в небесах следы минувшей ночи.

«Бог влагу в камни превратил…» Перевод М. Кудинова

Бог влагу в камни превратил — они разили нас.
Погибель хлынула из туч, последний пробил час.

Покуда не был разум наш безумием объят,

Не насылали небеса разящий этот град.

Но злобных дьяволов толпой в безумье стали мы,

И в камни превращенный дождь разил исчадья тьмы.

«Мелькнули и прошли…» Перевод М. Кудинова

Мелькнули и прошли дни юности моей.
Что было лучше промелькнувших этих дней?

Под сенью сбывшихся желаний жил тогда я,

Плоды надежд своих беспечно собирая;

Но я не знал тогда, что молодость была

Звездой, которую подстерегала мгла.

А юность близостью своей еще манила,

Еще со мной она как будто говорила,

И вот уж нет ее: исчезла невзначай,

Не дав опомниться и не сказав прощай.

И черноту мою вдруг свет седин пронзает,

Свет этот горечью мне душу наполняет.

Он говорит мне, что опомниться пора,

Он сердце жжет огнем с утра и до утра.

Что было черным — стало белым, а когда-то

Была любая ночь сиянием объята.

«О, ночь пустынная!..» Перевод М. Кудинова