Это – свет разума, хладный и межпланетный.Деревья разума черны. Свет голубой.Травы слагают к ногам моим скорби свои, как если б была я Богом,Обвивают лодыжки, покорность свою выражая.Здесь обитают туманы, призрачно-дымные,Мой дом охраняет от них только ряд надгробий.Я просто не вижу, есть ли куда уйти.Луна – не дверь, а лицо и характер,Бела она, как костяшка, и очень печальна.Тянет она за собою море, как мрачное преступленье; она молчалива,Лишь рот распахнут в полном, немом отчаянье. Я здесь живу.Дважды, по дням воскресным, взрывают небо колокола,Восемь их языков могучих уверяют нас в Воскресенье,И сдержанно потом, под конец, имена свои выпевают.Тис тянется к небу. Форма его готична.Взгляд, что следует ввысь за ним, находит луну.Луна – моя мать. Она не так мила, как Дева Мария.В синих одеждах ее прячутся филины, совы, летучие мыши.Как бы хотела я верить в нежность —В лицо с картины, смягченное светом свечей,На меня одну устремившее взгляд свой мягкий.Я упала с большой высоты. Облака цветут голубыми,Таинственными цветами у звездных ликов.В церкви, должно быть, святые окрасились синимИ плывут, на изящных своих ногах, над холодом постаментов,Руки и лица от праведности застыли.Луна ничего такого не видит, она – дикая, бритоголовая.А дерево учит тьме – тьме и молчанью.