Ариэль

Что это, что оно – там, за завесой?
                                            Оно безобразно или красиво?
Оно шевелится – есть ли грудь у него,
                                                         много ли острых углов?

Я знаю – оно уникально.
                                                     То как раз, чего я хотела.
Когда я тихо готовлю, чувствую,
                       как оно смотрит, смотрит – и мыслит.

«Та ли она, которой я нужен,
Избранная мною —
                         она, со шрамом и тенью в подглазьях?

Она отмеривает муку, отбрасывает излишки,
Повинуясь строгому ряду правил, правил
                                                                                        и правил.

Это – оно, мое Благовещенье? Точно?
Господи, смех-то какой!»

Но оно все никак не прекратит шевелиться.
                                                          Кажется, хочет ко мне.
Я бы не отказалась, будь у него кости.
                                                         Пуговки из перламутра.

Я не требую многого в этот мой день рождения —
В конце-то концов, и жива я буквально чудом.

Я б убила себя с наслажденьем —
                                         любым из возможных вариантов.
А теперь шевелится завеса,
                                                   словно занавес театральный.

Демонические атласы в окне январском белы,
Как пеленки в детской кроватке, и блистают
                            дыханием мертвым. О, слоновая кость!

А может быть, это бивень?
                                     Или дух, заключенный в колонну?
Ну, видишь же: правда, мне все равно, что там.

Может, тебе вовсе мне ничего не дарить?
Не стесняйся, мне все равно —
                                                                   пусть даже и мелочь.

Не сердись, я готова к любой ненормальности.
Сядем рядком, начнем любоваться блеском идеи,

Лоском, зеркальностью отражений…
Давай устроим на нем последнюю трапезу —
                                                    как на тарелке больничной.

Понимаю, почему ты его мне не даришь:
Тебе страшно.

Мир разорвется в крике, твой мозг —
                                                                                   вместе с ним,
Подавлен, унижен этим щитом древним,

Чудом для правнуков наших.
Ничего не случится. Не бойся.

Я просто возьму свой подарок – и отойду тихонько.
Ты не услышишь даже шуршанья бумаги,
                                                                     когда я его разверну,

Ни ленточек, на пол упавших,
                                                               ни вскрика в финале —
Не надо приписывать мне намеренья такие.

Если б ты знал, сколько дней убивали меня завесы.
Это тебе они – так, ничего, прозрачность
                                                                              и чистый воздух.

Но, господи боже, облака так похожи на вату,
Их армии, армии углекислого газа.

Нежно вдыхаю, нежно,
Вены свои невидимками наполняя, миллионом

Возможных зарубок, что отметят годы моей жизни.
На торжество в серебро ты оделся.
                                                                            Счетная машина,

Неужто тебе столь сложно просто оставить что-то
                                         в покое – полностью и целиком?
Неужто на каждый листок ты обязан свой штамп
                                                                       лиловый поставить?

Убить все, что можно убить?
Сегодня хочу я лишь одного —
                                                      и один ты дать его можешь.

Оно стоит у окна, огромное, словно небо,
Дышит в постели моей – холодном,
                                                       мертвом центре Вселенной,

Где разделенные жизни сливаются и застывают
                                                                             в истории общей.
Не присылай мне его по почте, палец за пальцем,

Не говори словами! Мне уже шестьдесят стукнет,
Пока дойдет последняя часть – я буду слишком
                             слаба, чтоб в ход пустить твой подарок.

Просто откинь завесу, завесу, завесу.
Если б за ней оказалась смерть,

Я б восхищалась глубокой ее серьезностью
                                                        и глазами вневременными.
Я бы знала: теперь ты серьезен.

Благородный бы вышел подарок —
                                      в самый раз мне на день рождения.
Нож не вскрывал бы коробку – он бы вонзился,

Чистый и честный, как крик младенца,
И Вселенная бы отступила.