Ариэль

Ты

Шут, что доволен сам собой, встав на руки,
Ноги – к звездам, голова – луна,
С жабрами, как рыба. Весь – здравый смысл.
Твердое «нет» – шуткам дурацким.
Сам на себя намотан, как на катушку – нить,
Ловишь в себе ты тьму, словно сова,
Позорно молчишь с Четвертого июля
До Дня дураков,
Ах ты, великий мой человек,
                                                            маленький мой ленивец!

Неуловимый, точно туман, искомый, будто письмо,
Ты от меня – дальше Австралии.
Атлант согбенный, прославленный странник —
                                                                                              креветка.
На людях – важная шишка,
А дома – как килька в банке,
Как на угрей верша – сплошные дырки.
Ты ж мой прыгучий боб мексиканский!
Правильный, будто проверенный тщательно счет,
Чистый листок бумаги портретом своим – на нем.

Жар – 103° [2] по Фаренгейту

Чистая? Что это значит?
Адского пламени языки
Скучны и унылы, словно

Три языка глупого, толстого Цербера,
Пыхтящего грустно у врат. Не способного даже
Вылизать толком

Пышущий жар сухожилий,
                                                 грешных, грешных и грешных.
Плачет фитиль.
Нестираемый запах

Свечи задутой!
Любовь и любовь, и низкие клубы дыма
Тянутся следом за мною, как шарф Айседоры.
                                                                  Я в ужасе: шарф такой

Может поймать в ловушку и к колесу приковать.
Дым этот – желтый, угрюмый —
Сам для себя стихия. Он вверх не взмоет,

Но станет кружить по планете,
Душить бессильных и старых,
Ребенка слабого,

Дитя тепличное, спящее в колыбели,
Жутковатую орхидею,
Что в висячем своем саду качается тихо.

Дьявольский леопард!
От радиации стал ты белым
И умер в течение часа.

Он умащает прелюбодеев тела,
Как хиросимский пепел. Въедается в кожу.
Грех. Грех.

Дорогой, я всю ночь напролет
Выключателем щелкала – снова, снова
                                                                                       и снова.
Простыни – тяжелее, чем поцелуй развратный.

Три дня и три ночи – вода с лимоном,
Куриный бульон, вода,
От которой тянет блевать.

Я слишком чиста для тебя.
                                        Я слишком чиста для любого.
От твоего тела
Мне больно, как больно Богу от нашего мира.
                                                                               Я – светоч.

Моя голова – луна
Из японской бумаги, золотая избитая кожа
Бесконечно изящна, дорога бесконечно.

Неужто ты не дивишься теплу моему? А свету?
Я – одинока, я вся – будто большая камелия.
Свечу. Восхожу и скрываюсь, мелькаю,
                                                                          мелькаю светом.

Кажется, я – на восходе.
Вот-вот я взойду на небо, —
Летят раскаленные капли металла, как бусы.
                                                             Люблю, я люблю, я —

Чистый ацетилен,
Я – Дева Святая
В окружении роз,

Поцелуев и херувимов,
Или что они там такое, да не важно,
                                                                        что это за штуки!
Нет. Не ты и не он,

И не он, и снова не он
(Все мои «я» слетают, как юбки
                                                             стареющей шлюхи), —
В Рай.

Встреча с пчелами