Легкое время, делать особенно нечего.Я повитухой трудилась, с ее инструментами,У меня есть собственный мед, —Целых шесть бочонков, —И шесть глаз кошачьих в погребе винном.Наступленье зимы – темное время,Если нет окна в самом центре дома,Рядом с банками с джемом прокисшим (остались от прежних владельцев)И блеском пустых бутылок —«Джин от сэра Весьма-Так-Себе».Здесь есть комната, в которой я никогда не бывала.Комната, где мне невозможно дышать.Мрак в ней нахохлился, словно летучая мышь.Нет света —Только ручной фонарик и слабый,По-китайски желтый отблеск его на жутковатых предметах —Нелепица черная. Тлен.Обладание.Мною владеют они,Не жестокие, не равнодушные —Всего лишь невежественные.Время заботы о пчелах – а пчелыТак медленно, что я с трудом узнаю их,Рядами бредут, будто солдаты,К жестянке с сиропомВ обмен на мед, что я забрала у них.Сироп «Тейт и Лайл» поможет им продержаться.Вот и первый снежок.Пчелы живут на «Тейте и Лайле» вместо цветов.Им нравится. В улей врывается холод.Съежились пчелы. Сбились в черную массу.Черные мысли —На фоне сплошной белизны.Улыбка снега бела. Она все шире —Тело в милю длиной из мейсенского фарфора,На котором, в теплые дни,Пчелы могли подавать лишь своих мертвецов.Все мои пчелы – женского пола,Прислужницы длинной своей царственной дамы.Они истребили своих мужчин,Тупых, неуклюжих, неловких хамов.Зима – для женщин.Женщина замерла над вязаньемУ колыбели ореха испанского.Тело ее – лампочка в холоде зимнем, и слишком пусто для мыслей.Выживет рой мой? А гладиолусы смогутПрокормиться собственным пламенем,Чтоб дожить до нового года?Каким будет вкус у рождественских роз?Пчелы летят. Они пробуют весну.
Повешенный
Какой-то бог овладел мной, за волосы схватив.В молниях синих его корчился я, словно пророк пустынный.Скрылись из виду ночи, как ящериц веки:Мир белых и лысых дней в лишенной теней глазнице.Буйная скука к древу меня приковала.И, будь он мной, он сделал бы то же, что я.