— В миллиард шекелей, — ответил Шарон. — Но ведь мы получили американские гарантии на ссуду в 10 миллиардов долларов на прием алии — вот и возьмем из этих денег.
С наиболее острой критикой проекта строительства караванных городков, получившего вскоре название «план Шарона», выступил министр финансов Ицхак Модаи. Он считал, что деньги, потраченные на караванные городки, будут выброшены на ветер и вместо того, чтобы закупать караваны, нужно потратить их на строительство постоянного жилья и создание новых рабочих мест для репатриантов. «Если у людей будет работа, они смогут оплатить съемное жилье, а затем и приобрести новые квартиры!» — утверждал Ицхак Модаи. Кроме того, по мнению Модаи, Шарон значительно занизил сумму расходов — на самом деле его план будет стоить куда дороже, и когда это выяснится, отступать будет уже некуда.
Однако Арик в ответ напомнил, что существующих фондов жилья на 300–400 тысяч новых граждан не хватит, а разработанный им план интенсификации строительства, в рамках которого должно быть построено 400 тысяч новых квартир, будет полностью реализован только через пять лет. А ведь все это время репатриантам нужно где-то жить…
Спор между Модаи и Шароном был жаркий, дело дошло до личных выпадов, но Арик как всегда переспорил своего оппонента и убедил правительство в своей правоте — большинством голосов оно утвердило «план Шарона».
Спустя месяц в израильские порты стали прибывать корабли с «караванами» на борту, а в октябре 1990 года возле расположенного неподалеку от Тель-Авива города Бат-Яма возник первый в стране караванный поселок.
Вскоре министр строительства Ариэль Шарон решил лично посетить свое детище, и выяснить, как в нем живется новым репатриантам.
Написать, что эта встреча прошла в теплой, дружественной обстановке, значило бы написать неправду.
Шарона встретила разъяренная толпа людей, уже успевшая вкусить все прелести жизни в «караванах».
— Мы что, сюда в бараках жить приехали?! — выкрикивали ему в лицо мужчины. — За кого ты нас держишь?! За скот, который можно гноить в теплушках?! Сам, небось, на вилле живешь!..
(Думается, если бы они тогда знали истинные размеры «виллы» Шарона, их ярость была бы куда большей.)
— Что тебе сказать, товарищ министр?! — взорвалась одна из женщин. — Пристроил ты нас, ничего не скажешь. Да ты войди сам внутрь, посмотри, можно жить в такой тесноте или нет?! Да еще соседи за стенкой! А за ней — все слышно! Так что теперь у нас каждую ночь получается групповой секс!
— Да о чем тут говорить! — подхватила другая. — Выцарапать ему глаза за такую жизнь — и дело с концом!
Словом, Шарон уехал из Бат-Яма разве что не закиданный тухлыми яйцами — так его коренные израильтяне никогда в жизни не принимали. Тем не менее, он продолжал строить один караванный городок за другим, но большинство новых репатриантов отказывались в них селиться — они предпочитали отдавать огромным трудом заработанные деньги за аренду приличных квартир, обосновываться в больших городах, где было легче обрести работу — пусть самую черную, самую низкооплачиваемую, но работу!
В караванных же городках начали обретаться либо пожилые люди, у которых не было никаких шансов найти работу, либо те, кто и искать ее особенно не собирался, посчитав, что в Израиле вполне можно прожить и на пособие по прожиточному минимуму, благо и водка, и основные продукты питания здесь крайне дешевы. Так очень скоро караванные городки стали прибежищем для различного рода асоциальных элементов или просто тех, кто решил, что наладить нормальную жизнь в Израиле ему не удастся, и с тоской вспоминал о своем житье-бытье в Советском Союзе, который новые граждане Израиля стали называть «доисторической родиной».
«План Шарона» обычно расценивается как один из самых неудачных его проектов, караванные городки стали символом выброшенных на ветер государственных денег. В отчете государственного контролера Мирьям Бен-Порат за 1991 год Шарон напрямую обвинялся в неоправданной растрате бюджетных средств.
«На ту сумму, которая была выделена на приобретение 5000 „караванов“, — говорилось в отчете, — вполне можно было построить 4000 постоянных домов, которые прослужили бы не менее 50 лет». Кроме того, в итоге каждый караван обошелся казне в 92 тысячи шекелей вместо 56 000 шекелей, которые он стоил на самом деле. Качество многих караванов оставляло желать лучшего, и ремонтироваться они должны были за государственный счет — это была еще одна статья расхода. Наконец, по мнению госконтролера, жизнь в караванных городках не облегчила, а затруднила новым репатриантам интеграцию в израильское общество — оказавшись вдаль от крупных индустриальных и культурных центров, они не могли ни выучить иврит, ни найти работу и вообще жили в своем замкнутом мире, имея весьма слабое преставление об израильских реалиях.
Впрочем, справедливости ради надо заметить, что далеко не все обитатели караванных городков оценивали свое житье в них в столь мрачном свете.