Можно предположить, что первые художники, призванные для украшения христианских могил фресками или барельефами, должны были оказаться в довольно затруднительном положении. Что предстояло им изображать? Вопрос являлся важным для рождающегося искусства. Так как секта христиан была гонима, и учение их должно было оставаться тайным, естественно, что они должны были сначала употреблять, чтобы узнавать друг друга, известные условные знаки, истинное значение которых понимали они одни. Так поступали в языческих мистериях: мы знаем, что посвященным раздавали предметы, которые они должны были сохранять и которые напоминали им о том, что им было показано во время церемоний посвящения. То же было и у первых христиан. Климент Александрийский сообщает, что они вырезали на своих кольцах изображения голубя, рыбы, судна с распущенными парусами, лиры, якоря и т. д. Это были символы, напоминавшие им самые тайные истины их религии. Почти все эти изображения находятся и в катакомбах, но тут они не одни. Такие темные, такие неясные знаки не могли быть достаточны для верных; скульпторы и художники, которые здесь трудились, обыкновенно обращенные из язычников, должны были стараться изображать их новые верования более прямым, более ясным образом и таким, который был бы подлинно искусством. Но тут все приходилось создавать: так как евреи в этой области не могли им доставить никакого образца, они были вынуждены обратиться за искусством к другим, туда, где оно было, то есть в языческие школы. Они это делали без смущения, покуда дело касалось простых орнаментов, не имевших настоящего значения и которые можно было видеть везде. Сам Тертуллиан, этот строгий учитель, разрешал им это. Для украшения стен и сводов своих погребальных комнат они списывали изящные украшения, обыкновенно встречавшиеся в домах язычников. Потолков такого рода довольно много в катакомбах; они встречаются на кладбище Калликста, и их можно считать одними из лучших, какие остались нам от древности. Тут можно видеть, как и в Помпее, прелестные арабески, птиц и цветы, и даже крылатых гениев, которые словно летят в воздушном пространстве. Не странно ли, что эти чудеса грации и изящества, в которых дышит все светлое искусство Греции, находятся в мрачных галереях подземного кладбища? Надо думать, что подробности и эмблемы этой декоративной живописи, в силу своей распространенности, утратили всякое значение для души, оставалось только удовольствие для глаз, и никто не был смущен, ни даже удивлен, видя их изображенными над могилой верного. Но христианские художники дерзнули на большее. Так как им было трудно изобрести сразу оригинальное выражение для своих верований, они стали подражать некоторым самым чистым образцам искусства классического, когда их можно было применить аллегорически к новой религии. Это подражание видно уже в образе Доброго Пастыря, видимо, вдохновенном, во всяком случае по первоначальной идее и общей компоновке, какой-нибудь античной картиной. Оно еще очевиднее в прекрасных фресках, где Спаситель изображен под видом Орфея. Фракийский певец, завораживающий звуками своей лиры зверей и скалы, мог казаться образом того, чье слово покорило самые варварские народы и низшие классы народов цивилизованных: в катакомбах известны три его изображения. Скульпторы поступают так же, как художники, и даже идут дальше их. Художники работали в самих катакомбах, далеко от нескромных глаз неверных, и фрески их были задуманы и исполнены в этом безмолвном городе мертвых, где все располагало художника отдаваться своей вере со всем пылом. Так как саркофаги изготовлялись в мастерских, их могли видеть все, и это заставляло быть осторожными. Возможно даже, что в большинстве случаев, когда христианам нужна была каменная или мраморная гробница, они брали ее готовой у продавца, выбирая такую, фигуры которой менее возмущали их понятия. Поэтому на кладбище Калликста можно найти гробницы, на которых изображены приключение Одиссея с сиренами или поэтическая история Психеи и Амура.