Археологические прогулки по Риму

Это влияние, как на всем остальном, отразилось и на искусстве, и оно, по-видимому, по мере того как римский дух овладевал Церковью, начинало вступать на новые пути. Росси указывает нам на то, что в комнатах несколько более позднего периода, чем те, о которых я только что говорил, фрески еще прекрасны, но не носят больше прежнего характера. Аллегории становятся реже, а те, что имеются, исполнены не с тою легкостью и разнообразием. Начинается эпоха исторической живописи; она зарождается, так сказать, в катакомбах. Росси открыл там очень любопытную картину, изображающую чуть не современное событие из жизни Рима. Стоя на suggestum (ораторской трибуне. – Примеч. ред.), важный и грозный человек, одетый в претексту[68], с короной на голове, обращается гневно к молодому человеку, стоящему перед ним. Позади них человек, также с короной на голове, подпирая рукой подбородок, как будто удаляется в досаде. Росси видит в этой картине одну из сцен гонений; это, по его мнению, допрос мученика. Допрашивающий магистрат, может быть, император, представлен с своими обычными атрибутами. Христианин, действительно, имеет вид человека, исповедующего свою веру: черты его дышат кротостью и решимостью, и художник придал странный блеск его глазам. Он не смотрит ни на кого, он, кажется, ничего не слышит, что ему говорят, и видно, что он занят иными мыслями. Что касается человека, который удаляется, это, несомненно, языческий жрец, не сумевший убедить христианина принести жертву богам. Вот, вероятно, самое древнее живописное изображение мученика, каким мы только обладаем: это начало того рода живописи, который с четвертого и пятого века должен был стать крайне распространенным.

Знакомя нас с началом христианского искусства, катакомбы в то же время сообщают нам некоторые сведения, единственные, какие мы только имеем, о художниках, их украшавших. Художники смиренные, с таким самоотвержением работавшие в безмолвии и мраке больше для чести своих братьев, чем для славы своего имени! От них ничего не осталось, кроме их трудов, но по работе узнается мастер. Надо ли говорить, что это были благочестивые христиане, искренно верующие? Надо было ими быть, чтобы так похоронить себя в этих мрачных жилищах и писать там картины, на которые не должен был упасть никогда ни единый луч солнца. Но их благочестие не простиралось так далеко, чтобы они пожертвовали вполне своей независимостью. Они не были подчинены так, как это думают, влиянию духовенства, и неверно говорили, будто Церковь руководила ими. Частые ошибки, которые они допускают против текста священных книг, показывают, что личная инициатива с ее заблуждениями и капризами играла некоторую роль в их произведениях. Замечаемое между ними сходство – не столько следствие полученного приказания или подчинения руководству, сколько известной скудости выдумки; различия, как бы слабы они ни были, доказывают, что они не работали по единственному и навязанному им образцу. Точно так же они не забывали, что, будучи христианами, они в то же время были художниками. Они не рассчитывали освободиться от вечных условий искусства, под тем предлогом, что они работали для новой религии. Благочестие не делало их чуждыми забот ремесла, и они не считали нечестием считаться с требованиями вкуса и построением картины очаровывать взоры. Некоторые признаки указывают, что в расположении своих фресок и барельефов они не всегда имели серьезные намерения и таинственные цели, какие им приписываюсь, что они просто руководствовались требованиями порядка и симметрии, что они помещали некоторые сюжеты в определенные места, потому что они представляли приятное зрелище, что они соединяли одну с другой сцены, которые по значению или по времени не надо было сближать, но которые по внешнему распределению соответствовали и согласовались одна с другой. Хотя античное искусство всецело принесло себя на служение язычеству, они изучали его шедевры и старались ему подражать. Мы видели, что в первые времена, когда они более всего горели верой, они, не смущаясь, заимствовали у него образы, под которыми изображали своего Бога; по правде говоря, эти заимствования никогда не прекращались вполне, и даже в творениях, наиболее непосредственно вдохновленных новой религией, часто находишь подробности, напоминающие древние легенды и то искусство, которое столько раз их воспроизвело[69]. Таким образом эти художники, становясь христианами, не отрекались от любви к прекрасным произведениям ваятелей и художников Греции; они не считали себя призванными осуждать их и изгонять, напротив, сами старались усвоить их приемы для своего вероучения. Если правду говорят, что Возрождение полагало главным правилом облекать новые идеи в формы древнего искусства, Возрождение началось в катакомбах.

IV