Архивы Дрездена: Грязная игра. Правила чародейства

Я взлетел, размахивая руками и ногами, посмотрел вниз и увидел нечто невероятное.

Грей припал на четыре конечности, замерцал – и внезапно подо мной возникла крупная длинноногая серая лошадь, на спину которой я и приземлился удачно. Мне удалось изогнуться, чтобы уменьшить зону… э-э-э… критического соприкосновения и перенести основную часть веса на бедра, но в процессе я едва не скатился на землю, и пришлось отчаянно взмахнуть руками, чтобы удержаться.

Тем не менее я справился. Я не ездил верхом с тех пор, как жил на ферме Эбинизера в Озарке, но там занимался этим каждый день, и мышечная память работала. Скакать верхом без седла непросто, тем более когда ты немного ошарашен тем, что кто-то полностью проигнорировал известные тебе физические и магические законы.

Изменение внешнего облика я еще мог понять, однако Грей сделал нечто более значительное – изменил свою чертову массу. Да, в теории я знал, как перестроить свое тело при помощи магии. Ты просто перемещаешь разные части, однако масса остается прежней. Конечно, я видел, как Урсиэль превращается в медведя и набирает при этом уйму килограммов, но подумал, что это какой-то трюк Падших ангелов. Хотя в этом тоже не было особого смысла. Я также видел, как Слушающий Ветер значительно уменьшал свою массу во время оборотнической войны с нааглоши, но решил, что он просто сделал некоторые материалы плотнее и тяжелее, то есть вместил прежнюю массу в меньший объем.

Грей не просто стал больше. Он стал больше в семь или восемь раз, причем в мгновение ока. Колотившееся в грудной клетке сердце мешало думать, но я зажал посох под мышкой, чтобы вцепиться в конскую гриву пальцами здоровой руки, и понял, что размышляю вслух.

– А-а, – услышал я собственную догадку. – Эктоплазма. Ты набираешь массу тем же способом, что и громилы Вязальщика.

Грей фыркнул, словно я озвучил очевидное.

Затем тряхнул гривой и поскакал.

В Зимней мантии я могу бежать весьма быстро, настолько быстро, насколько в принципе способен бежать человек, только дольше. Пусть будет двадцать пять – тридцать миль в час. Чистокровная лошадь на скачках развивает около тридцати пяти. Американские верховые способны разогнаться до пятидесяти пяти на коротких дистанциях.

Грей начал со скорости американской верховой, если не быстрее, и не собирался останавливаться. Я старался не упасть.

Ледяная буря принесла в Чикаго относительное затишье, однако по улицам все же ездили машины и ходили пешеходы. Грею приходилось лавировать между ними, поскольку никому из них не удалось бы убраться с дороги по собственному желанию. Когда они замечали Грея, надвигавшегося из тумана, было слишком поздно уворачиваться, а я мог лишь цепляться за гриву, чтобы не свалиться. На такой скорости падение с лошади равносильно автомобильной аварии, только у меня не было машины, чтобы защититься от удара. Теперь я увидел Кэррин и ее «харлей» в новом свете – правда, «харлей» не перепрыгивал через почтовые ящики, пешеходов и малогабаритные электромобили.

По дороге я заметил, что Грей, как и все остальные, поскальзывался на обледеневших дорогах и тротуарах. Иногда он скорее катил, а не бежал, хотя и с удивительным изяществом. Если бы это не снизило мои шансы пережить скачку, я бы закрыл глаза.

Мы двигались в нужном направлении, и мне, пока мы скакали, ни разу не пришло в голову, что я не говорил Грею, как найти дом Майкла.

К тому моменту как мы добрались до места, Грей пыхтел как паровоз, шкура подо мной была обжигающе горячей, ее покрывали пот и пена. Расширенные ноздри испещряли кровавые пятнышки. Каким бы выдающимся он ни был, даже Грею пришлось заплатить метаболическую цену за перемещение столь массивного тела на такое расстояние при такой скорости. Мы промчались мимо джипа Кэррин – по-прежнему стоявшего там, где она его разбила прошлым вечером, – и уже свернули на улицу, где живет Майкл, когда усталость взяла свое.

Грей ступил на обледеневший участок, и мы заскользили вбок к угловому дому.

Я почувствовал, как его тело отрывается от асфальта, и мы начали переворачиваться в воздухе. Падение обещало быть неприятным. Почти тонна лошади и около двухсотпятидесяти фунтов чародея прыгали по мерзлой земле, готовясь врезаться в стену, и я ничего не мог с этим поделать.

Однако получилось иначе.

Когда мы споткнулись, лошадь замерцала, и возник Грей, а также огромная склизкая куча дымящейся эктоплазмы. Грей подхватил меня, прижал мои плечи к своему туловищу, и когда мы ударились о землю, его тело смягчило удар, который пришелся на его спину, а не на мой череп. Мы отскочили от земли – и это было больно, – перевернулись и врезались в стену дома через четверть секунды после того, как туда врезалась эктоплазма. Грей вновь принял удар на себя, и я услышал хруст ломающихся костей. Он, густые кусты возле дома и подушка слизи позволили мне совершить неприятное, но не смертельное приземление.