Архивы Дрездена: Грязная игра. Правила чародейства

– Если ты не можешь ничего сказать, зачем вызвал меня сюда? Можно было все обговорить по телефону.

– Хочу, чтобы ты знал: я считаю, что проблема имеет сверхъестественное происхождение, и у меня есть на то веские основания. А еще я принес тебе задаток.

Он порылся в сумке из оленьей кожи, висевшей у него на груди и едва заметной под густым мехом, вытащил оттуда что-то и бросил мне. Я инстинктивно поймал это и едва не вскрикнул, когда предмет ударил меня по ладони. Размером он был не больше мячика для гольфа, но очень тяжелый. Поднеся его поближе к огню, я присвистнул от удивления.

Золото. Я держал в руке самородок чистого золота. Он стоил, наверное… ну, очень дорого.

– Мы знали все хорошие места задолго до того, как из-за моря приплыли европейцы, – спокойно сказал Речные Плечи. – Когда работа будет сделана, получишь еще один такой же.

– А если я не возьмусь за твое дело? – спросил я.

– Попробую найти кого-нибудь еще. – Он пожал плечами. – Но тебе, говорят, можно доверять. Я хочу, чтобы этим занялся ты.

Какое-то время я молча смотрел на Речные Плечи. Он не пытался запугать меня, что говорило в его пользу, ведь это не составило бы большого труда. Я видел, что он всеми силами старался не внушить мне страха.

– Он твой сын, – сказал я. – Почему ты сам не хочешь ему помочь?

– Наверное, у меня слишком необычный для Чикаго вид, – ответил он, с легкой улыбкой показывая на себя.

Я усмехнулся и кивнул:

– Наверное.

– Итак, чародей, – сказал Речные Плечи, – ты поможешь моему сыну?

Я спрятал самородок в карман и ответил:

– Одного достаточно. Да, помогу.

* * *

На следующий день я встретился с матерью мальчика в кафе на севере города.

Доктор Хелена Паундер обладала запоминающейся внешностью. Ростом не меньше шести футов и четырех дюймов, она выглядела так, словно она влегкую могла уделать меня в жиме лежа. Ее нельзя было назвать хорошенькой, но квадратное, открытое лицо казалось честным, а глаза сверкали весенней зеленью.

Когда я вошел, она встала, поприветствовала меня и пожала мне руку. Ее ладонь была нежной, но мозолистой – довольно странное сочетание. Чем бы она ни зарабатывала на жизнь, ей явно приходилось держать в руках инструменты.

– Речные Плечи говорил мне, что нанял вас, – сказала доктор Паундер и жестом предложила сесть, что мы и сделали.

– Ага, – ответил я. – Он умеет убеждать.

Паундер невесело усмехнулась, и ее глаза заблестели.

– Думаю, да.

– Послушайте, – сказал я, – не хочу лезть в вашу личную жизнь, но…

– Но вам интересно, как я замутила с бигфутом? – спросила она.

Я пожал плечами, постаравшись принять располагающий вид.

– Я занималась раскопками в Онтарио – по профессии я археолог – и задержалась там слишком долго, до конца осени. Настали снегопады и бури, которые продолжались больше месяца. На помощь никто не приехал, мне даже не удалось выйти на связь и сообщить, что я все еще там. – Она покачала головой. – Я заболела, запасы еды подошли к концу. Я бы умерла, если бы по ночам кто-то не начал оставлять кроликов и рыбу.

– Речные Плечи? – Я улыбнулся.

Она кивнула:

– Я стала наблюдать каждую ночь. Однажды буря улеглась как раз в тот самый момент, когда появился он. – Она пожала плечами. – Мы разговорились. С этого все и началось.

– Так вы двое не женаты или?..

– Какое это имеет значение?

Я развел руками, словно пытался извиниться.

– Мне платит он. Не вы. Вероятно, это влияет на мои решения.

– Честный ответ, – сказала Паундер и смерила меня пристальным взглядом, после чего кивнула, словно в знак одобрения. – Мы не женаты. Но не скажу, что меня осаждают женихи, да я никогда и не видела в замужестве особого смысла. Нас с Речными Плечами устраивает то, что есть.

– Рад за вас, – согласился я. – Расскажите о вашем сыне.

Она потянулась к сумке, висевшей на спинке стула, достала оттуда фотографию размером пять на семь дюймов и протянула мне. На фото был мальчик лет восьми или девяти. Его тоже нельзя было назвать хорошеньким, но лицо выглядело милым, как у всех детей, и он улыбался, тепло и лучезарно.

– Его зовут Ирвин, – сказала Паундер, улыбаясь фотографии. – Мой ангелочек.

Даже супермамочки, больше похожие на крутых громил, тают при виде своих чад. Я кивнул.

– Так что стряслось?

– В начале этого года, – сказала она, – он стал приходить домой с разными повреждениями. Ничего серьезного – ссадины, синяки и царапины. Но подозреваю, что до его возвращения домой травмы были серьезнее. На Ирвине все очень быстро заживает, он никогда не болел – честное слово, ни разу.

– Думаете, кто-то издевается над ним? – предположил я. – Что он вам говорит?

– Придумывает отговорки, – сказала Паундер. – Это очевидная ложь, но мальчик так же упрям, как его отец, и не скажет мне, где и как получил эти синяки.

– А-а, – протянул я.

– А-а? – нахмурилась она.

– Наверняка здесь замешан кто-то из детей.

– Но как?.. – удивилась она.