Архивы Дрездена: Грязная игра. Правила чародейства

От вида пустынного темного стадиона мне стало… не по себе. Я привык к тому, что «Ригли» освещен солнцем или прожекторами, что трибуны заполнены болельщиками, повсюду гремит музыка, разносится запах неоправданно дорогой, жирной, но необъяснимо прекрасной пищи. Я привык к крикам торговцев, шуму толпы, похожему на непрерывный рокот моря, жужжанию самолетов, которые пролетают у тебя над головой и тащат за собой рекламные баннеры.

Теперь передо мной простиралось большое, темное, пустое поле. Во всем ощущалась какая-то безмолвная грусть – бесконечные ряды трибун, на которых никто не сидит, красивое зеленое поле, на котором никто не играет, табло, на котором не высвечиваются счет и названия команд. Если бы боги и музы спустились с Олимпа и решили придать материальную форму такому понятию, как нереализованный потенциал, трудно было бы найти что-нибудь лучше этого пустынного стадиона.

Я спустился по бетонным ступеням и пошел вдоль поля, пока не добрался до сидений позади дома[28]. Оказавшись там, я поднял Боба повыше и спросил:

– Что тут у нас?

Огни в глазницах черепа на мгновение вспыхнули ярче, он фыркнул.

– О да! Определенно, проклятие наложено именно на это место.

– И что же его поддерживает? – спросил я. – Может, внизу проходит силовая линия или что-нибудь в этом духе?

– Ответ отрицательный, босс.

– Насколько свежо проклятие?

– Ему два-три дня, – ответил череп. – Но может, и больше. Ткань сплетена ужасно плотно.

– Как так?

– Это заклятие сопротивляется износу лучше любой магии смертных. Эффективное и стабильное. Намного искуснее того, что мог бы сделать ты.

– Вот уж спасибо.

– Я говорю о том, что вижу, – весело отозвался Боб. – Либо это дело рук более опытного члена Белого Совета, который наложил проклятие и теперь регулярно его освежает, либо…

– Либо проклятие наложено не смертным существом.

– Ага, – согласился Боб. – Но это может быть почти кто угодно.

Я покачал головой.

– Не совсем так. Не забывай, что проклятие на стадион наложили в сорок пятом году, во время матча Мировой серии.

– Ах да, – сказал Боб. – Трибуны были заполнены зрителями. Значит, тот, кто это сделал, смешался с толпой. Это подразумевает отличный защитный покров, или же речь идет об оборотне.

– Но зачем? – спросил я.

– Что?

– Зачем? – повторил я. – Зачем этому существу проклинать «Кабсов»?

– Многим созданиям из Небывальщины не нужны никакие мотивы.

– Еще как нужны, – возразил я. – Логика, которая движет ими, бывает чуждой нам или невероятно извращенной, но их поступки вполне осмысленны. – Я махнул рукой в сторону стадиона. – Существо не только наложило проклятие на это средоточие эмоциональной силы людей, но и возвращается сюда, неделя за неделей, год за годом.

– Босс, я не понимаю, к чему ты клонишь.

– Тот, кто это делает, затаил злобу, – задумчиво сказал я. – Это месть за тяжкое оскорбление. Личная обида.

– Возможно, – согласился Боб. – А может быть, состояние, в котором находились зрители, резко увеличило мощь проклятия Сианиса. Или после того, как со стадиона выгнали Сианиса, не обладавшего достаточной силой, чтобы наложить проклятие на кого-либо, кто-то решил воплотить его в реальность.

– А может быть… – Мой голос сорвался, и я невольно захохотал. – Ой, ой, это просто смешно!

Боб повернулся в моей руке и уставился на меня.

– Порчу на «Кабсов» навел не Сианис, – сказал я с улыбкой. – Это сделал козел.

* * *

Таверна и гостиница «Ллин-и-Ван-Вах» стояла у озера, на северной окраине города. Фасад здания с белыми оштукатуренными стенами и тяжелыми балками из мореного дуба буквально вопил о том, что внутри находится паб, словно пытался перекричать буйных футбольных фанатов. С колышка над дверью свисала деревянная вывеска с названием таверны и изображением перекрещенных, словно мечи, стеблей лука-порея и нарцисса.

Я подошел к таверне и переступил через порог. Внутри все выглядело так же, как и снаружи. Пол, панели на стенах, мебель – все из темного мореного дуба. Было уже за полночь, не такое уж и позднее время для баров, однако таверна «Ллин-и-Ван-Вах» оказалась совершенно пустой.

Здоровенный рыжий парень, сидевший на стуле у входа, хмуро посмотрел на меня. Бицепсы у него были такими толстыми, что он мог бы носить автомобильные шины вместо нарукавных повязок. Он смерил меня подозрительным взглядом, но я его проигнорировал и направился к барной стойке.

Усевшись на стул, я кивнул барменше. Это была хорошенькая женщина с черными как смоль волосами и фигурой – дай бог каждой. Белая блуза в стиле эпохи Возрождения соскользнула со стройных плеч и поддерживалась только темным кожаным корсетом. Женщина занималась тем, что протирала барную стойку. Корсет же занимался поддержанием и разграничением.

Барменша посмотрела на меня и улыбнулась. Взгляд ее светло-зеленых глаз скользнул по мне, и улыбка стала шире.

– О, вы такой высокий, – сказала она с сильным акцентом, больше похожим на кардиффский, чем на лондонский.

– Только когда стою.

В ее глазах заискрилось озорное лукавство.

– Какое безобразие! Что будем пить, милый?

– Есть холодное пиво? – спросил я.