Армен Джигарханян. То, что отдал — то твое

Потому с таким азартом берется за каждую новую работу, никогда не опаздывает на репетиции даже к слабенькому режиссеру и каждый раз работает с азартом первой ночи, извините, роли. Плохое настроение и болячку, внушает он актерам, оставь за пределами театра, вошел в пределы, ты здоров, бодр, мотивирован, зол и дерзок. Каждый день бейся с жизнью и за жизнь на сцене — ты победишь!

Потому, наперекор сахарку, снова попав на сцену, с таким удовольствием репетировал Людовика в Мольере у режиссера Слепикова!

Потому говорил спасибо партнерам по сцене и Слепикову, потому так благодарен был ей, неуемной и шустрой супруге Романюк за уход и заботу, за японские водоросли и теплые ночи — за здоровье и возможность быть на сцене.

В те дни он был так поглощен своей работой и собою Людовиком, что не заметил произошедших в ней изменений, не заметил как завмуз и директор волшебно сделался режиссером.

89

С живучей «Сирэнью» все прошло как по маслу. Как будто бездарность только и ждала капли одобрения, чтобы, как сорняк, бурно прорасти и вырваться на сцену.

Осинов деликатно, умело переговорил со Слепиковым о «Сирэни», что означало, что до разбора недостатков пьесы дело не дошло. Завлит владел инициативой и в решающий момент сверхтонко объявил главному режиссеру, что Сирэнь хочет поставить лично жена самого и что она была бы признательна Слепикову за поддержку ее кандидатуры. Слепиков тонкий намек понял, но сказал, что подумает. Думай, подумал Осинов, думай, деваться тебе некуда.

Завлит оказался прав.

Через полчаса в перерыве репетиции Мольера, когда отдыхавший Армен прямо в зале пил чай, Слепиков удалился в коридор и позвонил директору Романюк.

И сказал, что пьеса любопытна, что из нее можно бы сделать народный шлягер, эдакий народный карнавал в духе «Любовь и голуби», что он поддерживает проект и ее, Викину, смелую идею самостоятельной постановки. Спасибо, сказала Романюк, большой спасибо и, надеюсь, если что, на вашу помощь. Конечно, заверил Слепиков, держа в уме Армена, если что, я — обязательно.

Едва не запев, Вика поняла, что теперь она не только директор.

Слепиков вернулся в зал и продолжил репетицию. Армену он не сказал ни слова, справедливо подумав о том, что Армен наверняка в курсе и, значит, запрос на «Сирэнь» идет от него самого, чье мнение не уважить он не мог. Еще раз отметим, Слепиков был человеком тонким, и такие вопросы решал тонко.

90

В те дни она была для него сплошным праздником. В театре, на людях с трудом держала с ним деловой паритет, нарушая его только в его кабинете в минуты обеда и чая, дома же — для него одного летали нежные руки и звучали слова, для него одного предназначалась ее любовь, забота и ласка. Плюс Моцарт и Шопен, доставлявшие ему наслаждение нечеловеческое.

Она была сплошное совершенство, он, большой и добрый, не мог ей не верить.

Хорошо, сказал он, когда, сославшись на Слепикова, она снова заговорила о «Сирэни». Хорошо, сказал он, ставь свою, извините за выражение, «Сирэнь», но под моим руководством. Оба были счастливы.

Он ей верил и тогда, когда она, с его, кстати, одобрения распределила роли на Сирэнь. Актеров взяла лучших, в том числе Башникову, Эвентяна, конечно, своего Шевченко, не взяла Саустина, ну это уж, как говорится, было совершенно справедливо, тягаться с жизнью даже самый гениальный режиссер не в силах.

Он предложил ей помощь в постановке — отказалась. Это было принципиально, и он оценил. Она все хотела сделать сама: новый подарок ему и новую славу его театру. Хотела, чтоб он любил ее еще больше. Она забыла о том, что любовь не бывает большой или маленькой, забыла, что бывает либо любовь, либо все другое и совсем не то.

Мама Марина обещала дочери не только суперкостюмы для хлопцев и панночек, она вызвалась оформить весь спектакль в целом в духе ночи над Днепром с ароматом сирени. Все складывалось удачно. В квартире Армена шептались тихие слова.

Довольны были не только худрук и директор — еще двое. Саустин, как увидел на доске объявлений план на «Сирэнь», тотчас позвонил Осинову и пригласил дружка на пиво. Где с порога заявил, что Шекспир в деле и что он бессмертен; не потому, что Шекспир бессмертен сам по себе, но бессмертны люди и преступления, которые он запечатлил. На себя посмотри, старичок, подумал Осинов, но глубокую эту мысль озвучивать не стал, поскольку сообразил, что сам такой же. Выпили за Шекспира, обоим было приятно оказаться в его новой пьесе.

91

Репетиции Сирэни начались сразу после премьеры Мольера. Армен в роли Людовика отхватил в прессе и в сети привычную дозу восторгов. Симпатии публики в итоге спектакля оказывались не так, как задумано было у драматурга, на стороне Мольера, но и на стороне мудрого Людовика в исполнении Армена. Король сцены сыграл на сцене короля жизни, и, кажется, превзошел его властью над людьми, то бишь, публикой.

Армен отнесся к удаче спокойно и привычно, то есть, никак, потому, что не Мольер интересовал теперь большого артиста, совсем не Мольер.