Армен Джигарханян. То, что отдал — то твое

Отшвырнул дверь, оказался в комнате. Худрук дышал шумно. С размаха выпил воды. Стакан, за ним следом второй. И вдруг:

— Забронзовели? Обнулились?

Тактика молчания — правильная тактика, подумал Осинов и невнятно пожал плечами. Это был его конек — молчание и невнятное пожимание плечами — за что его, в такой капитулянтской позитуре бить, было непонятно.

— Могилку мне выкопали, благодарные ученички? Сами в нее свалитесь!

— Я могу его позвать, — сказал Осинов, и оба поняли, кого он имел в виду.

— Поздно, — сказал Армен. — Приговор уже подписан.

Осинов невнятно повел шеей и промолчал.

— Что за козыри он имел в виду? — спросил худрук.

И Осинов снова благоразумно промолчал. Он догадался о каких гнусных козырях шла речь, но расшифруй он сейчас то, о чем догадался и для чего козыри сберегали на премьеру, взрыв мог бы быть атомной силы…

И худрук долго молчал. Тоже, понятно, быстро расшифровал понятие «козыри» и убедился, что насчет Саустина Иосич оказался прав. Быстрая восточная кровь потребовала от него мести короткой и жестокой. Но мудрое восточное сознание остановило его, оно было много тоньше примитивных желаний крови. Сознание вспомнило вдруг маму, древний Китай, великий роман «Речные заводи» и любимую мамину оттуда цитату. «Если хочешь вернее погубить врага, сперва обними его как брата и приблизь». Так учила мама и древняя китайская мудрость, которая нисколько не устарела до наших дней, рассудил худрук.

Первая часть была выполнена: обнимал и приближал, рассуждал худрук. Осталась вторая и самая легкая: лишить жизни.

«Однако, конкретно, что делать-то с ним будем? — спросил себя Армен. — Как принародно наказывать? Как принародно и красиво четвертовать, чтоб процедура осталось в народной памяти?»

Задал себе вопрос, не рассчитывая на подсказку и быстрый ответ, рассчитывая на мучение и долгий поиск. Но ответ, как это часто бывает с трудным вопросом, вдруг пришел к нему легко и просто, будто давно сидел в запасном кармане головы, ждал вызова и верной своей минуты. Не веря такому чуду, худрук еще раз перепроверил условие задачи и снова поставил себе тот же вопрос — ответ подтвердился.

— Да, — сказал Армен. — Да. Так и сделаем.

Выпил с налета Туламора и просчитал нюансы.

На твоем поле посоревнуемся, мальчик Саустин, сказал себе худрук. На твой сумбур ответим своим суперсумбуром, сказал себе худрук. Твой успех перечеркнем своим суперуспехом, твой подвох нарвется на наш суперподвох, сказал себе худрук. Наиграемся, а потом прихлопнем комара, по-доброму заключил худрук.

Сообразил и отпустило его. Даже слегка улыбнулся.

— Иди, — бросил он через плечо завлиту, — и это, где Слепиков?

— Геннадий в отпуске. В Африке. Он думает над Достоевским, над «Бесами», над следующим нашим проектом.

— Нашел место. Лучше б по моргам, да по тюрьмам погонял и с «Фугасом» бы помог. До следующего проекта можем не дожить… Художник по костюмам — Глебова где?

— Настя, всегда на месте. Под рукой. Она «Фугас» обшивает.

— Подтяни-ка ее ко мне. Срочно, Иосич, на раз-два. Есть у меня для нее подарунок, в смысле — дело.

Осинов кивнул. Да он хоть сейчас готов бежать за Глебовой. Расстарается, из-под земли достанет. А Саустина — наоборот, туда же и закопает, поглубже, поглубже. Только сперва в духе Шекспира следует предупредить — по дружбе.

Но велик, велик худрук: он точнее полиграфа прочитал его мысли и дополнил их распоряжением римского императора и жестом: указательный палец вниз.

— А Саустина после всего — того…

— Согласен, — обрадовался Осинов употреблению худруком его любимого осиновского «того».

— Уволим.

— Согласен.

— И объявишь ему об этом — ты.

— Я?! — гнилью страха обдало Осинова.

— Вот именно. По-товарищески. Замазать тебя надо. Замарать в этом самом. Так делали в древнем Китае. В Риме тоже так делали. Не будем изобретать велосипед, Иосич. Объявишь и докажешь, что ты мне друг.

«Велик, велик худрук», — снова подумал Осинов, качнул короткой шеей и снова промолчал.

Вышел из кабинета, тотчас подумал не о Глебовой, не о том, чтоб незамедлительно направить ее к Армену — первой его мыслью стал Саустин.

«Давно не виделись, — думал Осинов, переставляя ноги по коридору, — три дня пива не пили… Надо Олега подготовить… Ничего страшного, пойду и расскажу. Сыграю роль двойного агента, даром что ли я завлит… Бойся левых, избегай правых, держись мейнстрима, так учил меня любимый дед, заслуженный академик истории РАН… С Арменом у меня порядок, и с Саустиным тоже пока неплохо. Я в мейнстриме, так и надо держаться — дед, выживший в репрессиях советский академик, только так и завещал. „Когда подвох нарвется на подвох“ — это Шекспир, Гамлет, он тоже поможет. Не нарочно же я Саустина… дезавуировал, люди! Жизнь меня заставила, люди!.. А идти против жизни все равно, что… против ветра…»