Армен Джигарханян. То, что отдал — то твое

— И про премьеру тоже. Я ведь еще немножко Козлов.

Армен усмехнулся, ничего не сказал ей о Саустине и о быстро и счастливо решенной задаче. Бдительности он более не потеряет и никому более не поверит. Но все равно он был счастлив ее присутствию рядом, ее близкому теплу.

Расстался с ней только тогда, когда в дверь всунулась художница Глебова.

— Заходи, талантище! — крикнул худрук и, тотчас повернувшись к Романюк, без нажима и просто, будто вчерашнюю, уже неинтересную газету, вернул ей ключи. — Ключи не причем. Иди, Романюк, работай. Позвоню.

Вика машинально взяла ключи и также, без нажима и интереса, сказала «спасибо». Это было трудно, тем более в присутствии наблюдательной Глебовой, но она была артисткой, и она смогла.

Все вернулось на круги своя? Если бы, подумала Вика. И круг был другой и возврат совсем новый. И дорога вела совсем в другую сторону. Но она этого еще не знала. И никто не знал.

Шла по коридору с одной мыслью: обещал позвонить. Обещал. Значит, опять надо ждать хорошего. Значит, счастье для нее еще есть?

Спустилась в гардероб, поздоровалась по пути с Башниковой и Шевченко, вышла из театра, посветлела и, смешавшись с прохожими, направилась к метро.

А Глебова вышла от Армена спустя полчаса, озадаченная новой задачей. Задание было несложным, но выполнить его требовалось срочно. На шее у Глебовой как метроном болтался традиционный сантиметр закройщика. Метроном — время.

41

Осинов нашел Саустина в прохладном подвале театра, где в собственной столовой после репетиции обычно обедали и чаевничали актеры.

Он увидел склонившийся над солянкой светлый чуб Олега и направился к нему.

Саустин с отменным аппетитом уничтожал солянку, капли супа повисали на ложке и, не успев сорваться обратно в тарелку, исчезали в режиссерском зеве. Саустин чувствовал себя хорошо.

Осинов направился к приятелю с заранее заготовленными словами, но конкретный вид благополучно жирующего Саустина резко переменил его настрой. В миллионные доли секунды в его пластичной голове замелькали совсем другие мысли. «А с чего, собственно, и зачем я должен его предупреждать? Сам ведь он все устроил — с этим переворотом, сам втянул меня и Козлова, а Козлова позже нейтрализовать отказался — и гори, гори в одиночку, Олежек, тем более, что я тебя уже дезавуировал. Ты театральный труп, Саустин. И хватит тебе, Юрий Иосифович, играть в благородство, благородство не твоя тема. Не твоя и не Шекспира. Не моя и не Шекспира, я и не спорю», — сказал он себе в заключение…

Однако взял себе чаю и к Саустину подсел.

— Привет! Как солянка?

— Фугас. Вот-вот взорвется.

«Блин, он еще шутит», — подумал Осинов. Люблю шутников на собственном эшафоте. По-шекспировски круто.

Однако озвучил другое:

— Армен был на репетиции. Он все видел. Он все понял, он премьеру не отменит, но примет меры! Ты должен знать, Олег. Я как друг обязан тебе сообщить.

Хотел и сыграл роль двойного агента. И она великолепно у него получилась. Очень органично. Даже текст учить не пришлось, просто талантливо прожил кусок собственной жизни.

Саустин отодвинул от себя пустую тарелку. Принял на ладонь кусок черного хлеба, густо измазал его свежайшей горчицей и сунул в рот. Все-таки он был мужественным человеком.

— Знаю.

— Откуда?.. — Осинову рот свело от вида горчицы, которой он не ел.

— Театр… — Саустин дожевал хлеб, собрал и бросил в рот крошки и сказал, — Пусть принимает. Поздно. Артисты заведены на хулиганство. На премьере будет крутой позор при начальстве, и победа близка. Мы вместе, кореш?

Вместо ответа Осинов Юрий Иосифович крепко, красноречиво сжал руку ведущему артисту театра. И подумал о том, как заманчива, выигрышна и несложна роль двойного агента. Главное, быть корректным, держаться мейнстрима и обещать и одним, и другим. Умница дед-академик, умница, спасибо ему. Совет этот предок вынес из гущи советской жизни, подумал Осинов, благодаря двойной игре — выжил, стал большим ученым и прожил достойную жизнь. Была в нем, правда, еще одна деталь, о которой двойному агенту никак нельзя забывать. Нельзя путать стороны; каждой стороне следует отдавать свое, а, когда накрывается одна сторона, аккуратный двойной агент всегда вовремя должен оказаться на той стороне, которая выигрывает.