И Осинов поднес часы к близоруким своим глазам и заметался в обе стороны как истинный двойной агент.
И все убедились: время идет точно. Звонок завтруппой Кати не оставлял шанса на жизнь. Страх наступал.
«Рабинович, зачем вы?..» — начала было Вика и запнулась, оборвала самое себя.
Элита в кабинете худрука понемногу зашевелилась; доев и допив — не допив, не доев с добрыми словами Армену «ни пуха!» двуногие знаменитости двинулась в зрительный зал на привилегированные места.
Вике мучительно не терпелось стоять на месте. Ноги дрожали-танцевали, ноги требовали осознанного движения.
Торчать одной в такие смертельные минуты в вестибюле было бессмысленно и тупо тем более, что прилив гостей почти иссяк. Забегали отдельные припоздавшие, которым не требовалось особое сопровождение и почетная встреча, да и Романенко все еще был в деле, мог при случае подхватить.
К Армену! — кричало все ее существо, к нему, она должна была быть с ним.
Однако нарушить его распоряжение она не могла. До начала спектакля, было ей сказано. До начала этого чертова провального спектакля, повторила она и поняла, что надо терпеть.
В семь с копейками свет в вестибюле был убавлен наполовину.
Публика иссякла.
Гардеробщицы потихоньку достали термоса, булки и бутерброды.
Администратор Романенко, кивнул ей: все о'кей и балетно исчез за массивной входной дверью на долгожданный перекур на свежем московском воздухе.
Осталась она одна в безлюдном гулком вестибюле, где звучал каждый термосный звяк, каждый негромкий перешепот гардеробщиц.
И вдруг по внутренней аудиотрансляции услышала бухание барабанов и резкие дикие крики актеров. Разом вспомнила режиссуру Саустина, вспомнила рыжее зверское лицо его на подушке и поняла: смерть пришла. Началось.
Теперь никто не мог удержать ее на месте.
Позволено.
Стараясь сохранять замдиректорскую походку, солидно пересекла вестибюль и кинулась к лестнице.
Должна была сказать, костерила она себя, должна была давным-давно все ему рассказать и признаться. Обязана была. Глупые игры в порядочность и преданность прошлым друзьям привели ее к большой лжи. И что теперь?
В горе и в радости — только вместе, твердила она про себя, поднимаясь по лестнице. Знала, как он мучается, как страдает на премьере — на себя хотела взять половину. В горе и в радости — вместе, еще раз повторила она и сразу задала себе вопрос: ты ли это, Юдифь? Ты?
Дверь в кабинет была приоткрыта.
Еще не ступила в пределы кабинета, почувствовала: запах изменился. Пахнет дорогой жизнью.
Ей редко приходилось вдыхать такой аромат, но человек устроен так, что все дорогое и хорошее он запоминает сразу и навечно.
Пахло дорогим коньяком, изящными духами, ароматными сигарами. В театре курение было запрещено, вспомнила она, понятно, что ради элиты он нарушил собственный запрет. Или слаб и податлив, предположила она или восточное его гостеприимство так безгранично, что гостю позволяется все, даже во вред самому себе. Второе, сказала она, конечно, второе. Мой Армен. Армеша.
Произнесла «Армеша», почувствовала тепло.
Однако где он?
Вышел, вот-вот вернется?
Телемонитор и звук не выключил, знал, что она придет. А сам, тоже появится с минуты на минуту?
Не вернется, сказала она себе. Короли назад не ходят. Она уже достаточно хорошо его знала, чтобы так утверждать.
Значит, не стерпел, не дождался ее, сам отправился в зал, в ложу, за кулисы, чтобы отсмотреть премьеру. Значит, невольно ее обманул. Но зачем? Вот он спектакль: на экране монитора, в динамиках! Видно все как на ладони, слышно будто наушники в ушах. Видно и слышно лучше, чем в директорской ложе — зачем он ушел в зал? Подбодрить артистов? Лично приблизиться к сцене, абсолютно и наивно веруя в то, что с его личным близким присутствием спектакль пройдет лучше? Наверное, так и есть. Другое объяснение ей на ум не пришло.
Вика смущенно огляделась.
Чего-то ей в кабинете не хватало или, наоборот, что-то было в нем лишнее. Угощение и напитки были почти нетронуты, богатые и знатные не злоупотребляли потому что были богатыми и знатными, и она это отметила. Она была наблюдательна как каждая млекопитающая самка, которой природа дает возможность остерегать и оберегать детенышей почти в круговом обзоре.
Наконец, поняла, что ее смущало, что мешало спокойно дышать и было очень странным.
Его пиджак, аккуратно висевший на спинке стула, его брюки, кое-как сваленные кучей в углу любимого небольшого дивана напротив телевизора. В чем же он ушел в зал, во что одет? Или не одет ни во что? Смешно.
Несколько секунда понадобились ей для прозрения.
Оно было столь невероятным, что поверить в него было трудно, но, сопоставив факты, Вика поняла, что догадка ее единственна и верна.
А не станет ли там ему плохо? Кстати, где его коробочка с таблетками? Где?
Обнаружила ее на углу его стола. Так и есть, забыл. Маленький старый мальчик. Армеша. Для сохранности — уж она-то не забудет! — накрыла ее ладонью. Она пойдет за ним и возьмет их с собой.
50