– Нет, нет, хватит! Прекрати! Не надо! – это кричала Адриана, только что вернувшаяся с прогулки с малышом Джузеппе: я даже не слышала, как хлопнула дверь. – Я сейчас же все уберу, только ее не трогай, – уговаривала она, перехватив руку матери в безуспешной попытке защитить мою уникальность, очевидное отличие между мной и остальными детьми, включая ее саму. Я так и не смогла себе объяснить этот жест десятилетней девочки, ежедневно получавшей подзатыльники, но больше всего на свете желавшей сохранить так радовавшую меня привилегию – неприкосновенность недавно обретенной сестры.
Мать оттолкнула ее. Адриана упала коленом прямо на залитое маслом крошево и вскрикнула от боли, а Джузеппе с готовностью поддержал ее из своей люльки. Я помогла сестре подняться, усадила ее на стул и принялась голыми руками вытаскивать вонзившиеся ей в ногу осколки. Кровь потекла по коротким светлым волоскам, так часто покрывающим ноги у девочек этого возраста. В этот момент мы услышали щелканье замка и удаляющийся крик малыша: мать, уходя, забрала его с собой. Чтобы достать мелкие, почти незаметные кусочки стекла, мне пришлось воспользоваться пинцетом для бровей, невесть как добытым Адрианой, которая перенесла эту пытку стойко, только охала и вздрагивала. Но потом настало время продезинфицировать порезы.
– Есть только спирт, – сказала она упавшим голосом.
Услышав, как она вопит от боли, я зарыдала сама, сквозь слезы вымаливая у нее прощение за то, в чем только одна и была виновата.
– Ты же не нарочно, – сказала она наконец, – вот только теперь нас ждут семь лет несчастий. Первый пошел. С маслом ведь, как с зеркалом, примета одна.
В итоге я перебинтовала ей колено носовыми платками: ничего другого у нас не было, и когда она встала, они сразу же сползли к лодыжке. Потом мы, стараясь не порезаться, начали прибираться, она увидела на полу письмо и разорванные банкноты, и мне пришлось рассказать ей всю историю, с начала до конца.
– Ты, значит, всегда молчком-молчком, а сегодня ни с того ни с сего вдруг взбеленилась? Ну-ну, –заключила она, скептически осматривая кухню. – Хотя бы оставшиеся-то деньги сныкала?
Я помнила, что мать, собрав по полу, положила банкноты на стол, но теперь их там не было – наверное, взяла перед уходом, чтобы покрыть внезапные расходы. Она вернулась чуть позже, как ни в чем не бывало, только велела нам начистить картошки к ужину, из чего я сделала вывод, что так оно и есть.
– Эта, снизу, говорит, ты лучшая ученица в школе, – бросила она, и мне показалось, что в обычном безразличном тоне проскользнули нотки гордости. Хотя, может, это только показалось. – Хватит уже портить зрение над книгами, очки денег стоят, – добавила мать. И после этого раза больше меня не била.
20
Мы не видели его уже несколько недель. В деревне поговаривали, что он связался с бандой промышлявших в округе воров, которые нападали на отдаленные фермы, причем, если верить слухам, видели их одновременно в нескольких разных местах.
Прошутто, которое он принес, вскоре закончилось. Мать распилила кость на несколько частей (мы с Адрианой в это время держали ее за концы), а потом одну за другой сварила с фасолью. Супы получились вкусные, наваристые, но с учетом неизменности такой диеты вся семья вечно мучилась расстройством желудка, и в то утро сестра из-за боли в животе не пошла в школу. Зато, заслышав мои шаги, распахнула дверь вдова с первого этажа.
– Держи ушки на макушке, быть сегодня беде, – объявила она и, поймав мой недоуменный взгляд, пояснила: – Две совы сегодня всю ночь под вашими окнами ухали – аккурат у родительской спальни.
К окончанию занятий солнце припекало уже совершенно нещадно. Я шла через площадь, пробираясь через нагромождение прилавков: рынок как раз сворачивался. Порыв ветра взметнул столб пыли и обрывки газет, пытаясь забросить их в открытую дверь мясницкого фургончика, но его владелец тотчас же прикрыл нераспроданные остатки скатертью. Потом он заметил меня – впрочем, мы здоровались каждый четверг.
– Ты почему еще здесь? Не слышала, что ли, о брате? – я отрицательно покачала головой. – В аварию он попал. Там на повороте, за речкой, у землечерпалки.
Я замерла: ужасно не хотелось спрашивать, о каком именно брате он говорит. Но мясник рассказал все сам, добавив, что родители уже на месте.
Не помню, как туда добралась, кого попросила меня подвезти. На обочине едва хватало места для припаркованных машин, выстроившихся рядком вслед за полицейскими: тех вызвали на ограбление, не доверяя уже деревенским карабинерам, которые так никого и не поймали. Патрульные преследовали старый скутер без глушителя, но на повороте он потерял управление – может, наехал колесом на камешек или масляное пятно – и вылетел с трассы. Водитель изо всех сил вцепился за руль и серьезно не пострадал, его уже увезли в больницу.