– Тысяча, – небрежно бросил кто-то слева, и я почувствовала, как к моим ногам упал тугой кошель, который тут же подобрал торговец.
– Продано, – возвестил он.
Я подняла глаза туда, где стоял мой новый хозяин, и увидела старика лет семидесяти, он жадно скользил взглядом по моей фигуре, а на губах играла похотливая усмешка. Рядом с ним стоял молодой брюнет, смотревший на все происходящее крайне неодобрительно. Тогда я не ошиблась, подумав, что это сын старика, а позже узнала его имя.
На мне застегнули ошейник с поводком, конец которого вручили старикашке. Он тут же потянул меня, как осла в стойло, заставляя идти через толпу в чем мать родила. Было нестерпимо стыдно, но я сдерживала всхлипы. О, как же я ненавидела в тот момент свою жизнь!
Мы проходили мимо клетки, когда старуха Тахи схватила Хозяина костлявой рукой через прутья. Она цепко впилась в его икры и почти взмолилась:
– Я вижу, у господина есть деньги. Выкупите меня, и я сумею пригодиться достойному мужу.
Губы старика брезгливо скривились.
Он выдернул ногу из захвата, тут же больно наступив Тахи на пальцы сандалией. Старуха вскрикнула и зашипела от боли.
– Не смей трогать господ грязными лапами, – зазевавшийся надсмотрщик вытащил бывшую жрицу из клетки и щедро одарил плетьми.
Но этого я уже не видела, лишь слышала в отдалении свист кнута и проклятия, щедро посылаемые нам в спину. Старуха обещала отомстить так, что мы сами возненавидим себя…
Я усмехнулась и открыла глаза, встречаясь взглядом с Малкольмом.
Он ни капли не изменился с тех пор. Бессмертие все же было ему к лицу, хоть он и отказывался это признавать.
Сбылись ли проклятия старухи?! Вряд ли. Как я и говорила, старая шарлатанка могла только языком трепать и разводить костры с разноцветным дымом.
Я прожила уже несколько тысяч лет, но так и не стала ненавидеть себя. Как раз наоборот, себя я любила, и моя жизнь меня устраивала во всех ее проявлениях.
Что же касалось Эхнатона, то и он не выглядел недовольным. Да, в вечном поиске ответов и способов избавления от священного дара, но уж точно не ненавидящим жизнь…
– О чем задумалась? – вместо приветствия спросил он, будто не прошла неделя с нашего прошлого разговора.
– Вспоминала день нашей первой встречи.
Он скривился, будто от головной боли.
– Отвратительный день. Я бы желал его забыть.
– А я – нет. Он отличное напоминание того, кто из нас кто. Рабыня и сын своего похотливого папаши…
Договорить он мне не дал, остановил жестом.
– Не надо продолжать. Я прекрасно помню, что тогда происходило. И ты прекрасно знаешь, что я никогда не одобрял то, чем занимался мой отец. Особенно работорговлю.
Я лишь иронично усмехнулась. Эхнатон мог осуждать поступки отца сколько угодно, но ведь именно ему пришлось возглавить дела, когда его папаша сдох… к слову, это произошло весьма быстро после того, как меня купили. Не рассчитал старикашка сил в постели. Этот подонок хрипел, схватившись за сердце, и медленно сдыхал после нескольких насильственных фрикций, пока я рыдала, отползая подальше в угол его покоев.
А потом я сбежала из его спальни и никому не рассказывала, что произошло. Ума хватило помалкивать, ведь сразу поняла, на кого свалят вину за смерть Хозяина. Никто не станет слушать рабыню… И я молчала, даже спустя столько лет не признаваясь Эхнатону в правде. Да и какая, в сущности, теперь разница, отчего сдох его папаша?!
– Мне сказали, ты уволила кухарку.
Малкольм задумчиво нанизал на вилку кусочек яичницы с беконом, при этом не спешил поднести их ко рту.
– Зачем ты так с почтенной мадам? Она проработала в этом доме сорок лет.
– Мадам, – в тон ответила я, – вздумала меня отравить тухлым мясом. Запах до сих пор не выветрился из стен дома.
– Ерунда, – возразил Эхнатон. – Я ничего не чувствую.
– Мне лучше знать, – огрызнулась я в ответ. – Мое обоняние в сотни раз чувствительнее твоего… особенно теперь.
Он отложил вилку и внимательно вгляделся в мое лицо:
– Что ты имеешь в виду, и почему на тебе очки?
– Побочное действие моего эксперимента, – я улыбнулась кончиками губ. Победно, ведь в душе действительно ликовала. – Сегодня ночью мне удалось совершить полный оборот, Эхнатон. Я летала над городом, и это было действительно потрясающе.
Он неверяще смотрел на меня, не говоря ни слова. Видимо, был так шокирован моими словами.
– А как твои успехи в поисках? – с легкой ехидцей поинтересовалась я. – Не то чтобы мне было интересно, но ведь должны же быть и у тебя успехи на фоне моих?
– Это чудовищно, – выдохнул мужчина, явно игнорируя мой вопрос. – Ванесса, ты что, не понимаешь, с какими вещами заигрываешь? Это не может кончиться хорошо. Все эти эксперименты лишают тебя не только разума, но и… – он замялся, подбирая слова, – человеческой сути.
Если бы не очки, он увидел бы, как я закатила глаза.
– О какой сути речь, если мы давно уже не люди? Смирись уже с этим, Малкольм! Мы лучше, совершеннее, почти Боги!
В моем голосе звенело восхищение самой собой.