Аромат смерти

– Почему ты пришла одна? Почему тот настырный тип по телефону не явился с тобой? Как ты меня нашла? Ты же не водишь дружбу с полицейскими, а? У них на меня ничего нет, я абсолютно чист. Так чем все-таки ты занимаешься? По телефону ты что-то говорила, но я уже забыл.

– Ты много болтаешь. – Иви покачала головой, ее взгляд был дерзким и отстраненным. – Надо ответить на вопрос, чтобы задать свой.

Чэн Чуньчинь снова рассмеялся. Ее пассивная агрессия пришлась ему по вкусу. Он был из тех, кто тушит огонь огнем.

– Ладненько. – Чэн Чуньчинь отложил ложку и мелодраматически всплеснул руками, словно привередливый пожилой джентльмен. – Твоя очередь.

Иви объяснила ему ситуацию, кое-где ее пригладив, кое-что утаив и избежав любых упоминаний о Хансе.

Рассказывая, она внимательно наблюдала за реакцией Чэн Чуньчиня. Тот сидел расслабившись, облизывал губы, разминал шею, постукивал по краю пустой миски металлической ложкой. Но глаза у него блестели, а брови время от времени взлетали вверх. Чэн Чуньчинь поглядывал куда-то в угол, словно сосредоточиваясь или что-то вспоминая. Он оказался хорошим слушателем и ни разу ее не перебил. Иви не хотелось говорить о работе, но все-таки пришлось рассказать, максимально деликатно, равно как и про обоняние – «временами слабое, временами наоборот», – и про историю с «Мадам Роша».

Под конец Чэн Чуньчинь даже перестал стучать ложкой по миске, забыв скрывать свой интерес. Его глаза блестели, а слова так и потекли изо рта, стоило его открыть, как будто он готовился к ответу все время, что она говорила. Он перешел к настоящему допросу, не притворяясь, будто беседует с ней.

Иви отвечала как можно мягче, избегая обострения. Чэн Чуньчинь был в восторге, словно наткнулся на удивительное сокровище, которым очень хотел завладеть. Он оказался на редкость наблюдательным, и его вопросы были куда откровенней, чем у детектива. Иви невольно восхищалась им.

– Как ты его называешь? – спросил Чэн Чуньчинь.

– Что?

– Ты должна дать этому парню имя. – Он ткнул пальцем себе в ухо. – Ты все время говоришь «он», или «убийца», или что-нибудь в таком роде, но это звучит грубо. Тебе кажется, что он где-то далеко или что он отличается от тебя, но это не так.

Иви вспомнила о «расчеловечивании преступников» – разделе из учебника по криминальной антропологии, который читала в колледже. Это означает отказывать в статусе человека тому, кто в действительности ничем не отличается от тебя. Он может быть твоим соседом, одноклассником, преподавателем, сторожем по соседству. Может иметь постоянную работу и прекрасную семью. У него могут быть свои заботы, предпочтения, интересы, сильные и слабые стороны. Он такой же, как ты.

Ладно, она попробует воспринимать самого Чэн Чуньчиня как человека, хоть не понимает его и не одобряет. В каком-то смысле он прав. Называть жестокого убийцу «дьяволом» или «чудовищем» сродни морализаторскому тщеславию. Возможно, люди поступают так из страха перед собственной темной стороной, имеющейся у каждого.

Для того чтобы тень обрела форму, надо дать ей имя. Позволить ей укорениться в родной почве, очертить ее контуры.

– Гренуй[27], – негромко выдохнула Иви. Удивительно – как только это слово вылетело у нее изо рта, его лицо появилось перед ее мысленным взором: с глазами, носом и ртом, с узнаваемым выражением. Сколько раз она пыталась представить его себе! С именем он перестал быть неуловимой тенью или миражом.

– Как-как?

– Гренуй.

– Имечко странноватое. – Чэн Чуньчинь подозрительно покосился на нее, но больше ничего спрашивать не стал. – Ну, если ты так его себе представляешь… Ты все говоришь и говоришь, но единственное, что имеет значение, это запах, на той занавеске или на одежде, или где он там еще был. Запах, который смогла учуять только ты одна. – Он хмуро глянул в ее сторону. – А ты не принесла мне ни одного образца.

– Смысла не было. Запах давно испарился.

– А ты в курсе, что у меня лучший нос на Тайване? – спросил Чэн Чуньчинь.

Иви не ответила, лишь едва заметно усмехнулась, намекая на свое превосходство. Ее дух соперничества и любопытство были задеты. Она постаралась сделать вид, что не верит.

– Докажите.

Чэн Чуньчинь разразился громоподобным хохотом. Старик, сидевший рядом, повернулся к ним; вроде бы он выглядел растерянным, но на таком морщинистом лице выражения было толком не различить. А-Ха, смотревшая телевизор, опешила. Приложив ладонь к груди, она словно выплюнула:

– Вот же дьявол!

– Прошу прощения. – Чэн Чуньчинь потянулся за салфеткой, промокнул глаза и удовлетворенно осклабился. – Хочешь, чтобы я тебе доказал? Господи боже, да ты прямо как те копы. Много лет я этого не слышал… Я думал, ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы не задавать бесполезных вопросов. – Он жизнерадостно улыбался. Иви сидела с тем же недоверчивым лицом, выжидая. – Ладно, раз уж ты серьезно… – Чэн Чуньчинь, кажется, слегка удивился, но одновременно обрадовался. Прочистил горло и начал: – Тогда слушайте, юная леди…

Он потряс головой; улыбка так и порхала по его губам. Выпрямил спину; его ноздри дрогнули, мышцы носа пришли в движение.