Выглядел собеседник точно так же, как на портрете, что нарисовала Кольцова, и имя это Травину было знакомо – так звали помощника ветеринара Завадского.
– Платон Федорович меня прислал, – продолжал Румпель, топорща усики и ничуть не смущаясь того, что разговаривает с незнакомым человеком. – Он у нас, знаете ли, человек подозрительный, просил за вашей знакомой проследить, а теперь вот и вам кое-что передать. Не желаете ли пива выпить?
Пива Травин не пил, а вот от кваса не отказался. В Пятигорске продавали замечательный квас – на местных травах, душистый и плотный. Столики возле лавки, торгующей напитками и закуской, были высокие, без стульев, Румпель облокотился на столешницу, чуть не залезая усами в пышную шапку пены.
– Так что от меня господину Завадскому нужно? – спросил Сергей.
– Во вторник, – Василий Львович смотрел на Травина прямо, не пряча и не тараща глаза, – наша боевая группа пройдёт, так сказать, крещение огнём, и Платон Львович просит вас присмотреть за господином Федотовым. По нашим сведениям, человек он ненадёжный, дела с чекистами имел в недавнем прошлом, как бы чего не вышло. Он там будет не один, с Марией Ильиничной, вот наш предводитель и беспокоится. По вам видно, что не верите. Напрасно, Завадский вам полностью доверяет, не знаю, чем вы его так к себе расположили, и вообще, считайте это первым заданием.
Румпель исчез вслед за пивом, оставив Травина в одиночестве. Пришлось идти в театр вслед за Кольцовой и Бушманом, женщину Сергей поймал только в антракте возле буфета и рассказал о прошедшем разговоре. Лена обещала всё передать своему новому поклоннику, она купила в буфете бутылку вина, заявила, что на трезвую голову издевательств над Чеховым не выдержит, и ушла обратно в зал, а Травин отправился по своим делам. После утренней беседы с Бушманом окротдел ГПУ интерес к нему на время потерял и больше не беспокоил.
В понедельник на почтамте, куда Травин зашёл за очередным выпуском журнала, молодого человека перехватил Федотов. Глаза у телеграфиста, когда он приглашал Сергея, сияли, а руки нервно подрагивали, так что химический карандаш выводил на бланке телеграммы каракули.
– Сергей Олегович, позволь спросить, что ты делаешь завтра?
Травин удивился. Во-первых, совпадению – о вторнике говорил ему помощник Завадского, а во-вторых тому, что Федотов сидит на работе в понедельник, хотя обычно он делает это по вторникам, четвергам и субботам.
– Пришлось поменяться, – объяснил телеграфист, – мне кажется, Машенька хочет ответить на мои чувства завтра, на аэродроме. Понимаешь, волнуюсь очень, такие дела обычно с глазу на глаз решаются, а там вроде знакомые все, но недавние. А тебя я сто лет знаю, если придёшь, будет спокойнее. Да и Машенька говорила, чтобы я тебя позвал.
– Зачем?
– Думаю, – Федотов говорил чуть сбивчиво и тихо, чтобы другие служащие почты не услышали, – хочет обставить это как дружескую прогулку в компании, чтобы я заранее не догадался. Да и погода, говорят, будет лётная, сможешь в воздух подняться.
– Не знаю, – с сомнением протянул Сергей, – у меня воспитанница, ей тоже внимание нужно.
– Вот, – телеграфист поднял указательный палец. – Приедешь домой, и что она тут видела? Горы да пионеров. А так на аэродроме побывает, в самолёт её пустят, я с Лазаревичем договорюсь. Бери её с собой, к часу дня, скажем. Мы с собой продукты возьмём, устроим там пикник.
Сергей кивнул. Девочке и вправду было бы интересно посмотреть вблизи на летательные аппараты, рядом с границей не то что ребёнка, а и обычного советского служащего на аэродром не пустят, здесь – заплати пять рублей и сиди за инструктором. Или вместо инструктора, если начальник авиашколы разрешит. А что вёл себя Федотов странно, так многие его знакомые, когда дело касалось женщин, тоже теряли способность логически мыслить и трезво соображать.
– А это что за самолёт? – Лиза, приложив руку козырьком ко лбу, показывала другой рукой на снижающийся аппарат.
– «Юнкерс» немецкий, я на таком в прошлый раз летал.
– Ух ты, огромный какой, – девочка восхищённо вздохнула, – а сегодня можно с тобой?
– На этом – нет, а вон на тех, – Сергей кивнул в сторону У-1, стоящих в ряд на краю взлётного поля, – полетаем. Так даже интереснее, больше сверху увидишь. Иди, спроси у Льва Ивановича, он тебе пока его изнутри покажет. Только не тот, что сейчас заправляют.
Девочка радостно взвизгнула и побежала к учебным самолётам, а Травин ещё раз окинул взглядом воздушную гавань Минвод, которую с аэродромом назвать можно было с большой натяжкой.