На вежливом испанском Чонгук поговорил с женщиной за стойкой, а другая отвела их по коридорам на задний дворик, указала в сторону и беззвучно оставила. Лениво потянувшись, Тэхён пошёл за Чонгуком, всматриваясь в попадающиеся престарелые или пожухлые лица, желтоватые, бледные, так не подходящие цветущему пёстрому саду.
Чонгук замедлил шаг.
— И? — Тэхён недовольно взглянул туда, куда смотрел он. Чонгук так и не раскрыл тайну их прибытия в заведение, жутко напоминающее больницу. — Что мы здесь делаем?
— Просто взгляни, — он встал сзади и обхватил его за плечи, утешительно поглаживая. — Не узнаёшь?
Под густой тенью цезальпинии, вполоборота к наблюдателям, сидела женщина в инвалидной коляске и перекатывала из руки в руку какой-то предмет. Безвольно прислонив голову к подушке, она разглядывала то ли жучков, ползущих по древесной коре, то ли и вовсе дремала. Не платиновая, а мышиная седина редких коротких волос растрепалась от ветра. Внутри Тэхёна зародилось сопротивление, он наотрез отказался идти к ней, попробовал высвободиться и даже уйти. Они сцепились, но Чонгук удержал его.
— Тэхён, это твоя мать. Пожалуйста, подойди к ней.
Он рванул сильнее, но повис на руках Чонгука, не в состоянии обернуться и противиться.
— Пошла она, видеть её не хочу. Эта сука давно мертва.
— Марко хотел, чтобы вы увиделись.
Навязанное завещание отца проще не сделало, но Тэхён хотя бы перестал бороться, уяснив, что Чонгук не отступит.
Так долго жаждавший увидеть её, теперь он не мог овладеть собой, чтобы элементарно взглянуть. Тогда Чонгук подтолкнул его и опустился на скамью, становясь свидетелем и не больше.
Отдышавшись, Тэхён подумал, с чего вдруг волнение? Он не помнил её, понятия не имел, как и чем она жила. Более того, он испытывал к ней неприязнь, злился, готовился накричать или сорваться. К чёрту. Она - посторонняя женщина, как и многие другие. Сунув руки в карманы, Тэхён обошёл её спереди и осмелился рассмотреть поближе.
Уставшая, измученная, в скрюченных пальцах заметная дрожь. Ей чуть больше пятидесяти, но лицо прорезали складки, а щёки, лоб и скулы осыпало морщинами. Однако, если не обращать на это внимания, Тэхён явственно и ясно видел черты, немало повторяющие его собственные. Внешняя схожесть вдруг взбесила его. Так не должно было быть. Он подсознательно надеялся на ошибку, но Чонгук привёл его, куда считал нужным привести.
Женщина заметила его не скоро, подняла влажный взгляд, внимательно осмотрела молодого человека с головы до ног. Пожевала пересохшие губы, словно попыталась что-то вспомнить. Отсутствующее выражение лица не изменилось, с таким же успехом она могла принять любого чужака, доктора или бабочку, кружившую над цветком. Тэхён чувствовал, что она не узнаёт его и… Это привело его в растерянность. Что он предъявит той, кто не знает о нём? Как обвинит её и воздаст по заслугам презрением или словом, когда она обезвожена, истощена и распята?…
Он не знал, как обратиться, высказаться. В зеркальных осколках памяти колыхались обломки молодой и красивой девушки без имени. Но не шлюхи, воровки или сектантки. Такой она не приходила домой, не ласкала, не помыв рук, не целовала напоказ.
— Не узнаешь меня? — он с удивлением встретил звук своего голоса, неуверенного до предела.
Глаза её застыли в безотчетной скорби, оголяя разум несмышленого ребёнка, сломанной куклы, раздетой догола нищенки, вымерзшей изнутри. Но все трудности, что пришлось пройти ей, не являлись оправданием перед Тэхёном. Ни малейшей реакции, суда не свершилось. Повисло бесполезное и роковое безмолвие. Ветер продолжал шелестеть в зелени, разнося фруктово-цветочный шлейф. Ничего не менялось, кроме часа вечного лета, когда Тэхён наконец нашёл её и тут же потерял.
Сжав кулаки, он отвернулся, примеряясь к чувствам. Быть непризнанным мифической женщиной из прошлого и этой, из плоти и крови, не одно и то же. Он покачнулся и затравленно взглянул на Чонгука. Тот подошёл и подсказал, что ей недолго осталось, её подъедала болезнь, ко всему прочему…
— Ей отрезали язык. Обычная практика в секте.
Как бы ни хотелось Тэхёну услышать её, ничего не выйдет. Стидда отобрала у него и эту возможность. Смиренно кивнув, он сделал шаг к матери, от неё, словно хотел прикоснуться, но передумал. Не будет ни ответа, ни привета.
— Марко запихнул её сюда? — подавленно спросил Тэхён.
Чонгук обратил внимание на его правую кисть, мизинец на которой начал подрагивать, и обхватил ладонь целиком.
— Да. Года три назад она побиралась на улицах Палермо, и кто-то из старых знакомых сообщил об этом твоему отцу. Судьба или нет, но они снова встретились.
— И он ничего… Ничего мне не сказал. Ни одного грёбанного слова на этот счёт, — процедил Тэхён сквозь зубы, желая выдрать каждый жиденький волосок с её головы.
— Что бы оно изменило? — риторически вздохнул Чонгук и указал за спину. — Я подожду тебя в машине.
Тэхён прикусил губу.
— Ладно.
Игра в гляделки с умирающей матерью оказывала на него невообразимое давление. Должен ли он ей что-нибудь? Он сел на корточки и закурил перед ней, увидел жажду. И протянул сигарету.