— Яичник, Ася, всего лишь правый яичник! — моментально перебивает. — Только это — его забрали. Так было нужно, он давно погиб. Был обречён с самого начала. Возникли серьезные осложнения, и хирурги приняли взвешенное решение. Ошибки нет, всё так, как надо. Тебя спасли, вернули, освободили от болячки. Цыплёнок, ты поняла?
— Прости, — мотаю головой, расплёскивая слёзы по его футболке.
— Всё будет хорошо, — прижимает крепче, запустив ладонь мне в волосы, расчесывает кожу, нажимая пальцами на ритмично пульсирующие внутренние точки.
— Угу, — пищу и прячусь на его груди.
Я догадывалась. Что-то понимала. Немного знала, потому что ощущала пустоту. Меня разрезали, искусно выпотрошили, забрали маленькую часть. Меня лишили возможного материнства, при этом спасли и сохранили жизнь. Какой ценой я обрела покой и свободу от того, что у меня украли? Глупая, глупая, глупая! Меня ведь неоднократно предупреждали. Почему я не послушала, почему не доверилась, почему бегала и укрывалась, почему относилась наплевательски? Почему, почему, почему?
— Костя?
— Да?
— Я тебя люблю, — обнимаю почему-то подрагивающие мужские плечи, обмякаю, висну на мужчине и задираю голову. — Очень, Костенька. Слышишь?
— Да, — он смотрит мне в глаза, в которых, видимо, читает про то, как сильно я страдаю от того, что мой любимый муж не отвечает…
«Он меня не любит, Даша» — ревела на её плече, пока она водила своей ладонью по моей спине.
«С чего ты взяла?» — Горовая отвечала.
«Я случайная девица, которая с ним легла и забеременела. Он ни разу не сказал, что…».
«Хочешь, чтобы лепетал о том, что жить без тебя не может? Так это будет ложь, Ася. Разве в этом любовь заключается?» — оттянув меня, тогда спросила Даша.
«Я мечтаю лишь о том, что он признается только в этом. Понимаешь? Жду, что вот сегодня, что вот сейчас, что… Вот-вот, вот-вот! А Костя просто слушает и не отвечает. Я думаю, что он всё ещё мечтает о твоей сестре…».
«Нет, Ася! О ней не думает. Даже не сомневайся» — заверила меня она. — «Посмотри в его глаза, Ася. У мужчин там всё написано. Потемневший, бешеный — это страсть, похоть, жажда обладать. Мягкий и расслабленный — ему нормально, всё пучком, жиреет, наслаждаясь. Пытливый, уверенный, ищущий, иногда пронизывающий, манящий и горящий, но не строптивый — он влюблён в тебя! Муж научил, если что. Проверенный способ. По крайней мере, Горовой сейчас для меня как на ладони. Знаешь, как товарищ жутко бесится, когда я начинаю искать в его глазах немое подтверждение тому, о чем без доказательств знаю?» — она поцеловала меня в щёку и вытерла очередную крупную слезу, норовящую упасть на грудь…
Муж напирает на меня, придавливает настырно, но всё же мягко, направляя нас к глухой стене.
— Стой спокойно, — командует и, прислонив спиной к каменной панели, внезапно отпускает.
Отходит, сделав несколько шагов назад. Убирая руки и расправляя плечи, Костя поднимает голову, затем встречается со мной глазами — муж раздевает, руками не касаясь.
— Это наше место, Цыпа! — исподлобья неожиданно мне сообщает.
— Наше?
— Там, где всё произошло. Там, где исток. Там, где истинное начало. Там, где прозвучал щелчок. Там, где были только двое!
— Что? — а я действительно не понимаю, о чем он говорит.
— Всё! Это здесь, Цыплёнок. Наше, чёрт подери. Наше место! — он громко хмыкает, но шёпотом внезапно добавляет. — Сука, кто бы мог подумать. Грёбаный отцовский дом, заброшенный слепой маяк. Ася?
— Да?
— Разве ты не чувствуешь? Не видишь? Не понимаешь?
Нет, ничего не вижу. Но он считает, видимо, иначе. Что-то изменилось? Костя снова возвращается, подходит и, схватив мои запястья, обездвиживает возле стены. Не отводя глаза, он начинает приседать, и наконец, становится передо мной на колени.
— Что ты делаешь? — еле двигаю губами. — Прекрати. Это… Как-то… Не надо. Встань!
— Узнаешь, Цыпа, — хрипит, комкая в руках подол моей ночной сорочки.
— Ты… Господи… — похоже, до меня дошло.
— Будет хорошо, жена, — он улыбается, рассматривая мой обнаженный низ, облизывает губы и выставляет свой язык.
В его глазах сейчас сверкают однозначно похоть, страсть и бешеная жажда обладать. Ну что ж, пусть будет. Пусть будет секс, раз о любви речи в нашей жизни нет.
— Привет-привет! — кончик теплого и влажного языка щекочет кожу на лобке, а затем неспешно пробирается немного дальше и однозначно ниже.
«Пусть будет так!» — прогнувшись в пояснице, поднимаю ногу, устанавливая на его плечо голую ступню. — «Л-ю-б-л-ю!».
Глава 27
Мужики не стонут!
Отзывчивая… Ещё и как!
Нежная… Очень-очень. Даже страшно, а если — вдруг? Вдруг сломаю?
Робкая, милая, послушная и мягкая… А какая сладка-а-а-а-я…
«Ну и рожа у тебя, Костян. Поплыл? Расклеился? Поддался? Откинулся? Поднял кверху лапки? Да ты лопух! А всего-то полизал у Аськи между ног» — глупо скалюсь, пока таращусь на своё зеркальное отражение в ванной комнате, мусоля на повторе впечатления от того, что только вот случилось между нами. — «Маловато! Хочу, хочу… Хочу её — хочу немного больше и ещё!».