АСКЕТ

Компания, хохоча и что-то распивая из общей бутылки, надвигалась с неотвратимостью фатума. Почему-то Семёновне тоже стало не по себе. Появилось нехорошее чувство, что она встала у них на пути. Старая, никчёмная, но всё ещё живущая своими маленькими, непонятными им радостями. Новое эгоистично, оно шагает по уходящему, превращая его в обломки. Пройдёт и не заметит. 
Да что там, сама была такой.
В детстве Семёновна возилась с тряпичными, сшитыми мамой на швейной машинке «Зингер», куклами. Они хранили запах материнских рук, были мягкими и тёплыми, как всё живое. Как-то отец привёз из города лупоглазую целлулоидную куклу Варю. Стёршиеся лица тряпичных уродиц померкли перед броской прелестью городской красотки. Их отнесли на чердак и забыли. 
Но случилось раз ей прятаться там от Кешки, шалопая, закатывающего в длинные косы маленькой соседки репьи. Тогда-то перед девчушкой и предстало то обескуражившее её кукольное кладбище. Сырость и ненужность сделали нарисованные глаза кукол слепыми. Пакля, которую они с матерью вместо волос прилаживали на тряпочные кукольные головы, спуталась и напоминала разорённые гнёзда. 
Она заплакала. Прижимала к мокрому от слёз лицу былых любимиц, и рыдала так, что сердце билось в горле, пресекая доступ воздуха. 
Уже потом, в одну из своих бессонных ночей, сумела Семёновна разгадать породившую те детские слёзы причину — в гибели любимых ею когда-то существ была виновата она. Именно тогда, на пыльном и тёмном чердаке, пришло понимание — бросать того, кого ты согревал в своих ладонях, нельзя. Нельзя даже ради чего-то красивого и нового. 
Преподанный умершими куклами урок она запомнила. Так и жила, невзирая на входящие в моду догмы, суть которых сводилась к весьма облегчающей жизнь истине «каждый сам за себя». 

Семёновна повернулась и попыталась ускорить шаг. Ноги задрожали сильнее, однако скорости не прибавилось. Чича, испуганно отдуваясь, ковыляла за ней. Жизнерадостный гомон настигал. 

Внезапно рядом что-то грохнуло, морозный воздух раскололся и осыпался. Как при бомбёжке на Васильевском много-много лет назад. Вверх взметнулся огненный ком, с оглушительным свистом ринулся в небо. Семёновна рефлекторно закрыла голову руками и присела. Ватные ноги, возмущённые непосильной для них нагрузкой, подогнулись. Старуха шлёпнулась на укутанный понтолонами, фланелевым халатом и драповым пальтишком зад. Завалилась на спину. Беспомощно, как перевёрнутый кверху лапками жук, замахала в воздухе вытершимися на подошвах валенками. С них на лицо полетел утрамбованный пополам с песком снег. 
Один гром сменился другим — дружным хохотом проходящих мимо парней и девчонок.