АСКЕТ

К лаконичности высказываний меня приучил хронометраж малых новостийных форм, ограниченный всего парой минут эфирного времени.

Премьеру нашей семейной жизни мы отыграли при полном аншлаге. Напяливая на всклокоченную дурными мыслями причёску фату, я задавалась вопросом: не вручил ли режиссёр театра Пирогов жениху роль протагониста гоголевской «Женитьбы». Театральный деспот почему-то меня недолюбливал. Как бы не сиганул мой распрекрасный без пяти минут Качалов в окно для полного погружения в чувства своего героя. Девятый этаж, как никак…

Но всё обошлось. Гоша рьяно демонстрировал навыки князя Мышкина, а посему замордовал всех душеспасительными речами и тостами.
Под конец свадьбы служители муз (со стороны жениха), и служащие СМИ (со стороны невесты), восстали лицами из салатов и учинили Ледовое побоище. Что ни говори, а эти два лагеря всегда имели что сказать друг другу. В основном, в матерной форме. Перевес сил оказался на стороне пары тщедушных милиционеров. Их выкликал по мобиле испуганный Пирогов. Он метался между увлечённо доказывающими, чья муза круче, актёрами и акулами пера. При этом главреж визгливо вопил: «Гастроли на носу! Фактуру, фактуру берегите!!!».
Позже выяснилось, фактурой они величали свои физиономии. Точнее, внешность целиком, прилагаемую к их изысканным душам. Этот вывод я сделала поутру, когда мой новоявленный супруг направился в ванную. Вслед за персонажем «Идиота» Гоша должен был изображать небезызвестного гусара Давыдова. Оторвав опухшую личину от подушки, будущий «герой войны 1812 года» простонал:

— Фактуру душем хладным освежить и в бой…

Позже из ванной донеслось уже более жизнеутверждающе:

— Не опрокинуть ли для бодрости нам чарку, дрУги?

— Перебьёшься! — резюмировала я, пряча на дальнюю полку остатки коньяка.

В редакцию Гоша заявился неожиданно. Чернее тучи. Ввалился в мой кабинет, где мы всей кодлой устало лакали безвкусный пакетированный чай и отходили после выволочки губернатора. Выяснилось, что губернаторское радение о народе мы преподнесли не достаточно пышно. На самом деле, княже сорвал на нас злобу после истерики супруги, чьи благотворительные заслуги пришлось дать лишь короткой строкой. Скандальная блондинка с вечным мопсом в наманикюренной лапке обиделась всерьёз. Это сулило редакции долгосрочные репрессии.

— Мой друг Григорий весть принёс сегодня… — начал Гоша мрачно и воззрился мне в лоб взглядом вполне способным заменить дуло мушкета.

— Привет, Гога! — Монтажёр Коля побаивался Гошу и всё спрашивал, не дошёл ли Пирогов до такой гнусности, что всучил ему роль какого-нибудь ревнивца. Увы, дошёл…

— С женой я говорю! — отрезал мой муж и гордо взметнул чёрной гривой столб пыли,. Она носилась в солнечном луче, пробивающемся сквозь слой грязи на сто лет немытом окне.