Асорин. Избранные произведения

Да, думаю, что да… В старинной испанской книге под названием «Критикон» — вы ее читали и знаете, что ее написал иезуит Грасиан, человек чудаковатый, но чрезвычайно живого ума, — так вот, в «Критиконе» есть сказочка или притча, где говорится примерно следующее: однажды наказали преступника, поместив его в пещеру, полную хищных зверей. Звери этому человеку не причиняли вреда, но он кричал, надеясь, что какой-нибудь путник придет ему на помощь. И действительно, проходил мимо странник и, услыхав крики, подошел к пещере и отодвинул камень, закрывавший вход. Тотчас оттуда выбежал лев и, к великому удивлению странника, вместо того, чтобы наброситься на него и растерзать, стал смиренно лизать ему руки. Затем вышел тигр и тоже повел себя подобным же образом; затем вышли остальные звери, и все ластились к путнику. Наконец, последним вышел человек — он набросился на своего спасителя, убил его и ограбил. «Теперь посуди, — так, кажется, заключает Грасиан свой рассказ, — кто более жесток, люди или звери»… (С грустью, неторопливо.) Это означает, любезный Юсте, что как на земле всегда будут богатые и бедные, так будут на ней всегда добрые и злые, и что не здесь наш рай, — о нет, не здесь! — но там, где обитает Тот, кто всех нас любит и прощает… И вот, извольте, эти две скромные жительницы Еклы (указывая на две женские статуи), которые любят, верят и надеются, бедные эти крестьянки, даже не умеющие читать, они, поверьте, кажутся мне более мудрыми — ибо в них живут вера и любовь, — да, более мудрыми, чем этот тщеславный человек (указывая на статую ушастого мужчины), который над всем смеется… (Мягко.) Вы со мной не согласны, милый Юсте?

Юсте

(Горячо и искренне.) Да, да, я тоже так думаю, я тоже так думаю.

Ласальде

Стало быть, надо верить, друг Юсте, надо верить… И будем почитать за великое преступление, когда лишают веры — ведь вера это жизнь! — бедную женщину, крестьянина, ребенка… Они счастливы, ибо веруют, они терпеливо сносят страдания, ибо надеются… И я верую, как они, и считаю себя последним из них… ибо ученость — ничто рядом с искренним смирением…

Падре Ласальде умолк. Медленные, торжественные его слова звучали впечатляюще. И учитель подумал, что его чтение, его книги, его ирония ничто рядом с простодушной верой какой-нибудь убогой старухи. И сердце учителя опечалилось, и ему стало жаль себя.

XVII

Последнее время бедняжка Хустина сильно удручена. Пуче сумел мало-помалу отдалить ее от мирских интересов. Хустина, чистая душа, уже думает, что, возможно, любовь к Асорину ужасный грех. Отцы церкви и ученые доктора положительно утверждают, что плоть прибежище зла, и Хустина готова — почти готова — осуществить великую жертву, заточить свое прелестное тело, шелковистую его кожу, нежные округлости в стенах монастыря. Это ужасно! Но она это сделает: у одних только женщин еще сохранилась эта атавистическая нелепая черта, которую мы называем героизмом…

И все же Хустине тревожно. Почему? На первых порах своей созерцательной религиозной жизни она испытала невыразимую сладость, а также огромный восторг, необычный жар души. Такое явление предусмотрено в руководствах по мистике, это случается со всеми мистиками-новичками. А после этого восторга, также говорится там, наступает состояние весьма мучительного беспокойства, страха, черствости сердечной, уныния. Подобное состояние именуется «сухостью». Диего Мурильо, Феликс де Аламин, Антонио Арбиоль много и пространно пишут о подобных психологических нюансах. Я уверен, что среди современных романистов вряд ли найдутся более проницательные исследователи души, чем эти достойные казуисты. В особенности Арбиолю присуща поразительная тонкость и изощренность, и его книга «Руководство для монахини», в которой он подробнейше рассматривает состояние ума послушниц и монахинь, это великолепный труд по женской психологии, не менее увлекательный, чем романы Бурже или Прево.

Хустина проходит примерно все этапы, описанные авторами этих почтенных трактатов. Теперь она пребывает в тяжком состоянии «сухости». Да, конечно, она намерена покинуть мир: Пуче ее уже не упустит. Но нынешнее беспокойство, эти непокорные мысли, которые то и дело устремляются к Асорину, они огорчают ее, оскорбляют, унижают, показывая — обычная история! — что над нашим холодным рассудком, над нашими стремлениями к бесплодному отказу от жизни стоит любящее сердце наше, переполненное чувствами и нежностью…

Такова, читатель, картина жестоких битв, свершающихся в сердце Хустины в эти дни. Бедняжка так страдает! Добрый ангел, нас хранящий, мягко подталкивает ее на путь совершенства; но сатана — извечный враг рода человеческого! — ставит перед ее взором сильного мужчину, который ее обнимает, гладит руками ее мягкие волосы, шелковистое тело, целует ее в губы долгим-долгим, страстным поцелуем.