Асорин. Избранные произведения

И вот Хустина, покоренная, сломленная этой волнующей лаской, всхлипывает, издает протяжный стон, отдаваясь чувству неописуемого наслаждения, между тем как сатана — надобно признать, что он славный малый, если ему удаются такие штучки, — между тем как сатана взирает на нее огненными очами своими и иронически ухмыляется…

XVIII

— Вон там — проповеди Бурдалу, лучшего проповедника XVII века, — Ортуньо указывает на ряд стоящих на полке старинных томиков. — Бурдалу бичевал Людовика XIV и его двор. Тогда это было возможно — теперь же у нас меньше смирения и больше ересей. — И после небольшой паузы добавляет: — Во всех ересях виноваты женщины; не верите, почитайте Лютера, Ардиету, Феррандиса…

Ортуньо — молодой священник, ревностный, стыдливый, наивный. В глубине его кабинета шкаф, где одна полка уставлена книгами религиозного содержания; моралисты Ларрага и Сала; философ Либераторе; Ноннотт, противник Вольтера; «Сборник проповедей» Тронкосо; елейные сочинения Сан-Альфонсо Мариа де Лигорио. На стенах кричаще яркая олеография Зачатия и другая яркая олеография Веласкесова Христа. В углу — алтарный столик; на нем — два пухлых молитвенника, прислоненных к стене, а над ними — распятие. За дверью вешалка, на которой висит широкий плащ и плоская священническая шапочка. В середине комнаты — небольшой стол, покрытый черной клеенкой, на ее черном фоне выделяются соломенно-желтые тетрадки «Апостоладо де ла Пренса», красные, синие, ярко-желтые обложки «Ревиста Экклесиастика», журнала, издающегося в Вальядолиде.

Ортуньо рассуждает на свою излюбленную тему — об изобретении Валя. Валь — искуснейший механик, он изобрел насос для вина и дробилку для оливок, пытался построить автомобиль, а теперь задумал создать торпеду. Ортуньо описывает устройство торпеды.

— Речь идет об электрической торпеде, которую можно посылать с берега. Тот, кто ею управляет, держит в руках два провода, вроде поводьев. Затем, когда торпеда достигает судна, провода соединяются, платиновая пластинка раскаляется докрасна, и торпеда взрывается.

Асорин слушает молча, Риос делает замечания.

— На торпеде, — продолжает Ортуньо, — есть знак, возвышающийся над водой, — на всех торпедах есть такие знаки. По нему видно, как она движется… Знаком может служить флажок, пучок веток, а ночью фонарь, светящий назад по ходу снаряда! — Затем, после недолгого восторженного размышления, он с убежденностью восклицает: — Валь сделает эту штуку, уж я-то его в покое не оставлю!

Одиннадцать часов утра. Вдалеке, в церкви, звучат колокола — басовитые и звонкие, их удары раздаются с мерными промежутками и угасают, долго вибрируя. Солнце дерзко врывается в широкое окно, и в его лучах поблескивают разноцветные надписи на корешках книг.

Риоса, человека практичного, не обольстишь тонкостями механики. У Риоса фабрика кафельных плиток. Плитки эти постепенно приобретают известность. Предприятие процветает, однако портландцемент стоит дорого. Риос видел в Каталонии карьер по добыче портланда. Риос привез образцы из этого карьера. И, не ведая ни сна, ни отдыха, мечтатель в этом городке мечтателей, провидец в этом городке провидцев, Риос бродит по горам в поисках замечательного камня, поднимается на вершины, спускается в овраги, беседует с пастухами, сулит награду лесным сторожам, приносит камни, уносит камни, сравнивает их, прокаливает, дробит, мелет…

* * *

Вечером у себя в мастерской Валь просто и понятно рассказывает о своих работах. В одном конце навеса находится кузнечный горн; в другом — паровая машина, в которой уйма ремней, сцеплений и шестеренок приводит в движение пилы, фрезы, метчики, сверла. Под визгливый скрежет коловоротов и астматическое пыхтенье мехов Валь говорит о своих изобретениях. Его измельчителю олив объявлена война — земледельцы не принимают новый аппарат. А между тем он экономичен, имеет хорошую мощность, прост в обращении, делает ненужными огромные старинные мельницы для оливок и экономит труд. В другой стране такой измельчитель принес бы немалую прибыль; в Екле, с ее обширными оливковыми рощами, тысячами мрачных маслобоен, работающих с декабря до мая, изготовили всего четыре — шесть аппаратов. «Слишком измельченная масса получается», — говорят люди. «Масло из нее выходит плохое». Нет, не в том беда, беда в косности земледельца, враждебного любому, даже выгодному новшеству…

Затем, в ходе беседы об успехах механики, возникает и торпеда.

— Ортуньо, — говорит Валь, благодушно улыбаясь священнику, — преувеличивает важность моего изобретения. Я не собираюсь сотворить какое-то чудо, я простой механик, старающийся добросовестно выполнять порученную ему работу. Вот, например, эта машина, — и он указывает на паровую машину, — я ее сделал, использовав скудные средства своей мастерской. Сконструировать электрическую торпеду, по-моему, никакое не диво, главное — точно направить ее движение. И если когда-нибудь у меня появится желание взяться за такую работу, от этого будет зависеть, получится у меня что-нибудь или не получится…