К.П.
Весь Ленинский проспект посвящен отчасти науке; то есть это место научных институтов или так называемых НИИ и образовательных институтов, которые в советское время были рассадниками крамолы, диссидентства и прочей нечисти. Начинается Ленинский с института МИСиС, посередине его находилась небезызвестная «Керосинка», в которой, кстати, учился писатель Владимир Сорокин. А дальше, в конце уже, ближе к Юго-западной находится институт МИРЭА, который тоже поставил нам неплохих персонажей субкультурных, рокерских и прочих разных. При этом молодежь с центрального конца Ленинского не чуралась народных развлечений, как и молодежь с удаленной от центра части. Проспект, поскольку он такой длинный, в советские времена делился чуть ли не по кварталам на молодежные шайки и банды, и вот этими кварталами они друг с другом дрались. Но дальше в сторону центра уже возникали так называемые «шаболовские», когда против них шла битва, все с Ленинского объединялись, потому что «шаболовские» считались полной выморозью и дичью. Просто криминал; какие-то кастеты, цепи – пролетарский район. Позднее с этой Шуховской башней на Шаболовке была связана одна забавная история. Мы с Cергеем Ануфриевым пришли давать интервью Тане Диденко, которая снимала репортаж в «LSDance» для своей программы «Тишина № 9». Она сказала, что у нее какие-то дела, чтобы мы подождали. Мы пошли и легли в центр круга, в основание конструктивистской башни. Сначала лежали, потом, естественно, употребили запретное, отлетели, ввинтились в эту спираль, и Ануфриев говорит: «Давай полезем вверх». И мы полезли, будучи в трипе, непонятно когда останавливаться, но долезли до самого верха. Постояли там, полюбовались, пописали вниз и спустились, после чего пошли давать интервью Диденко. А потом выясняется, что тогда была какая-то профилактика, башню в этот день отключали, и там не было этой частоты, которая могла нас разорвать. Рассказываем Диденко, что залезли на башню, она говорит: «Вы что, охуели, вас могло там на атомы разорвать».Но до этого были и другие опыты и эксперименты, которые мы обязательно привяжем к географии. Здесь же хотелось бы подвести итог темой психоделики восьмидесятых, а именно алкоголя. Рядом с метро Ленинский проспект было аж два таксомоторных парка – третий и одиннадцатый. В небезызвестные годы борьбы с алкоголизмом, с площади Гагарина сюда вот пешочком к таксистам за водкой и заходили. Алкоголь из багажников таксомоторов поставлялся стабильно, в любое время суток.
А мы сейчас направимся в сторону знаменитого на весь город Дворца Пионеров, и далее, через Коньково, попробуем достигнуть Черемушек.
К.П.
Ну вот, сейчас мы находимся в месте, с которого, можно сказать, началась моя артистическая или творческая карьера. Мы находимся у входа на территорию Дворца Пионеров, главного во всем Советском Союзе на то время. Здесь я играл в Театре юных москвичей (ТЮМ), откуда вышло очень большое количество известных в дальнейшем наших российских актеров, как например Олечка Кабо, сестры Кутеповы и так далее. Надо сказать, что здесь я переиграл весь классический детский репертуар: Питера Пена, Вольку из «Старика Хоттабыча», ну и т. д.А здесь, вокруг памятника был представлен пантеон советской детской мифологии. Но главным конечно же был Кибальчиш – ребенок, сохранивший тайну, не открывший ее врагам во времена Гражданской войны, а во времена Великой Отечественной он дорос до образа Орленка. И вот тут, за моей спиной, находится гостиница «Орленок», культовое место восьмидесятых и начала девяностых. Здесь же, в 1989-м году проходил концерт нью-йоркской группы
Так что, надо сказать, непростые у меня были в детстве маршруты. На площади Гагарина транспорт ходил нечасто; ждать приходилось его очень долго, поэтому ходил я в основном пешком. Даже не ходил, а бегал до школы по улице Косыгина, где произошло событие, которое в дальнейшем повлияло на мою жизнь. Я бежал, и меня покусала бешеная собака. Будучи актером ТЮМа, я должен был ехать на гастроли, но за неделю до этого на меня напала собака. И когда выяснилось, что собака бешеная, мне сказали, что решается это одним способом – сорок уколов в живот. А я не мог делать сорок уколов, потому что надо было ехать на гастроли и в главной роли спектакля. Поэтому сделал их штук пять, после чего, мужественно не подведя свой пионерский коллектив, поехал на первые свои гастроли, лет в тринадцать или четырнадцать. И мне кажется, что немного я не долечился. С тех пор элемент безумия у меня только расширился, и сейчас мы видим какие-то совсем клинические, но уже творческие результаты. Но началось это все здесь.