Черемушки, как район, возникли в пятидесятые, в оттепель, когда нужно было расселить огромное количество людей из бараков, дать им первые частные квартиры. Как и всё в Советском союзе, это сопровождалось грандиозной пропагандистской помпой – как освоение целины, как полет в космос. Точно также строительство Черемушек было абсолютно идеологическим мероприятием. И Шостаковичу заказали оперетту «Москва, Черемушки», либретто которой вдохновило меня назвать мою галерею «Черемушки». Почему это произошло? Из-за такого сюжета: советские студенты-молодожены не могут заняться сексом, у них нет частного жилья, они слоняются по паркам, кинотеатрам, они не могут, как они говорят «завести детей», но мы понимаем, что они просто не могут потрахаться. А в это время идет распределение квартир в Черемушках, в строящемся районе, им там квартира не достается, достается каким-то партократчикам, там есть первая такая официальная критика внутрипартийных дел. А в Черемушках на эту проблему есть ассиметричный ответ: есть волшебная лавочка, если загадывать на ней желание, оно сбывается. И вот молодожены случайно присаживаются на эту лавочку, поют свои песни, и им дают квартиру.
М.Б.
Почему этот волшебный момент важен?К.П.
Искусство для меня остается своеобразной такой магией, чудом, волшебством; и вот искусство против бюрократии, против любой застывшей какой-то неподвижной структуры – это и есть такое противостояние, которое возникло уже и в наше «демократическое» время, но совершенно по другим причинам. Не идеологическим, а бытовым, материальным, денежным. Я бы не сказал, что давление ноши в виде «креста денег» легче или тяжелей, чем от «креста идеологии», это такой спорный вопрос. Но вот здесь теперь существует мой комментарий уже о новом времени, той ситуации, которая есть сейчас. Можно сказать, что это какой-то неоандерграунд илиКостя Звездочетов
Художник и поэт, участник группы «Мухоморы», «Чемпионы мира».
К.З.
Сложно сказать, что именно повлияло на мои приключения в жизни. Наверное, все, включая то, что родился я в городе Инта в Республике Коми, где сидели мои родители. Склонность к озорству проявились еще в детском саду. Сразу определимся с терминами. Все они имеют отношение к религии, которая в истории человечества была полем для противостояния и формирования оппозиций, как отдельных особей, так и государств. Есть диссидентство, которое относится к протестантской традиции. А диссидентом я никогда и не был, хотя в застойные годы это было модно в среде советской интеллигенции. А естьМ.Б.
Какой-то страшный термин, чем-то похожий на конденсатор… Почему бы не взять русское народноеК.З.
Баламутство, конечно, но это все-таки из разряда будетлянтства и терминологии, свойственной художественным авангардным кругам начала ХХ века.М.Б.
Ну и что? Если светлые идеи авангарда двадцатых годов всплыли кверху брюхом именно в застойном болоте семидесятых… Зато аромат каков?Костя Звездочетов, 1988 год. Фото Сергея Борисова
К.З.
Вполне закономерно, что искания и манифесты советских авангардистов оказали свое действие именно под закат ХХ века и вдохновляли молодежные группировки восьмидесятых. Но сам термин, как и «будетлянтство», не отражает всего спектра эмоций. Резво вытащив эти лозунги с пыльных советских полок, их так же резво засунули обратно.М.Б.
Но уже по другим причинам, руками «формализаторов» и «соглашенцев». Лозунги претворяли в жизнь молодые люди, которые хотели немедленных изменений, всего и сразу.