Ассы – в массы

И наверное, на этом пункте «выходок» разошлись наши дальнейшие пути той экспансии конца семидесятых с Ильей Смирновым. Он имел склонность к меломании и считал, что именно рок-культура является тем полем, где могли бы развиваться новые идеи. Конечно, это так, но я считал, что это поле – театр и надо бы заниматься им. Илья влился в мифическую коммуникацию МИФИ, где клуб Рокуэлла Кента, бывший пристанищем вольнодумства и самиздата, стал во времена Олимпиады помимо всего еще и концертной площадкой для выступлений музыкальных коллективов.

Накануне Олимпиады в Москве действительно стало наблюдаться некоторое брожение и контестатство охватило многих молодых людей, но я не думаю, что оно было связано с событиями в Афганистане, скорее, с некоторыми изменениями во взаимоотношениях с властью.

А может, это просто результат частичной формализации, который случился в тот период. Студенчество, с одной стороны, привлекли к общественной жизни – начиная с марша суровой молодежи на Красной Площади 78-го года и работе в ДНД в предолимпийский и олимпийский период и заканчивая попыткой оседлать КСП. С другой стороны, предоставив некую вольницу студентам, благодаря которой все помянутые контестаты стали попросту заметны друг для друга. Это вопрос…

Об этом не сильно задумывались, но государство действительно стало вмешиваться и проявлять интерес к двойному дну студенческой жизни и диссиденству. Мы как раз застали сборища хиппи и диссидентов, требующих себе различных свобод на Ясной поляне, где впервые и прозвучало прилюдно название «Мухоморы». Хиппи мы, по большому счету, презирали из-за их пассивности, пристрастиям к ароматам и восточной философии. Мы ее считали признаком недалекости. Нам-то как раз была ближе позиция йиппи.

И поскольку это был юбилей Льва Толстого, мы с товарищами, как настоящие клоуны и революционеры, нарядились в толстовки, соломенные шляпы и наклеили усы. Сборище было очень массовым, и над ним в небе кружил милицейский вертолет. И там мы познакомились с Огородниковым, который в 76-м году организовал молодежный семинар и издавал журнал «Община», в недалеком будущем его крепко посадили.

М.Б. Его посадили десятого января 1979 года: год принудительных работ в Сибири по статье 209-й о тунеядстве, а по истечении срока он был осужден по статье 70-й об антисовесткой агитации и пропаганде на шесть лет и пять – ссылки.

К.З. Он организовал семинар с христианским уклоном. Стоит заметить, что религиозные организации также попадали под определение диссидентства, вплоть до начала перестройки. И среди этого всего брожения мы выглядели не просто гоголями, а попросту Толстыми. И вот когда к нам стали подходить и интересоваться, кто же мы такие, то в ответ звучало, что мы – мухоморы. А почему? Мухоморы – это по большому счету то, что ты называешь баламуты. Были панки-поганки, хиппи тоже по большому счету заимствование формы; а мы решили на отечественной почве вырастить что-то местное, в рамках городских племен. Опять же, налет психоделики присутствовал в названии. В голове рисовались картины, что весь город, который стал потихоньку плесневеть, порос мухоморами, поры проникают везде… но ничего не получилось. Собственно, по этой причине мы отдрейфовали от интеллектуальных страдальцев поближе к молодежным племенам, которые выпали в осадок, как ты говоришь, в процессе формализации и проявляли активность. И вот еще, что случилось до того как мы сдрейфили…

Существовало коммунарское движение (оно легализовалось как раз в 76-м году особым распоряжением МВД по отрядам). Абсолютно тихое движение, возникшее в недрах пединститута, в котором Илья, перейдя с биофака МГУ в педагогический, столкнулся с этим образованием. Оно пыталось организовывать всяческие коммуны под эгидой ВЛКСМ. Но при этом они тоже были альтернативными коммунистами, причем достаточно взрослыми, лет под тридцать. И вот именно в форпосте культуры имени Шацкого, который представлял из себя подвал, был организован первый перформанс «Мухоморов» в 78-м году. Где главным персонажем была механическая бритва, в которой мы участвовали в рубашках одетых наоборот.

Присутствовал там и Андрюша Филиппов, который тоже к нам периодически примыкал и познакомились мы с ним на том же курсе студии МХАТа, где учились два брата Мироненко и, кстати, Саша Васильев, который сейчас числится главным историком моды.

Слова мы уже знали из книжек, поэтому представляли мы свое действие как перформанс. И закончилось это тем, что публика нас стала оскорблять и выдворила, на что в знак протеста мы сломали и подожгли им унитаз. Потом этого нам показалось недостаточным, мы выкорчевали и вытащили унитаз на проезжую часть, в который тут же врезался модный по тогдашним временам автомобиль «Жигули». Угомониться мы не могли и с поднятыми руками, выкрикивая «Слава императору!», прошествовали по платформе метростанции.