Ассы – в массы

М.Б. Тоже своего рода концептуализм и язык.

К.З. Несомненно, и про язык, кстати. Почему все отчасти не получилось тогда. Смена декораций и событий была настолько быстрой, что успевать за всем было просто невозможно. Только мы разработали свой язык и тему – хлоп! – и Перестройка со всеми новыми течениями началась, а потом в девяностые тоже. Многое сминалось, комкалось, наслаивалось, но не сразу. Я как раз вернулся из армии в 85-м году, и тогда еще ничего никуда не пошло, хотя лозунги были озвучены. Буквально – откуда ушел, туда и пришел.

М.Б. Давай вернемся к реалиям перестроечного времени…

К.З. К 88-му году основным местом московской активности стал сквот на Фурманном. Там кипела жизнь и какая-то коммерция, связанная в первую очередь с отъезжающими из страны евреями. Это уже была третья волна эмиграции, к которой присоединялись все, кто мог под эту тему попасть различными способами. Появлялись и иностранные эмиссары, такие как представитель «Дойче Банка» Клауке. Активно шла подготовка к «Сотбису», но об этом мало кто из той среды знал.

М.Б. Кстати, давай поговорим про «Чемпионов мира». Мне кажется, что смена направления перестроечных ветров на них сказалась больше всех. По отношению к лабораторности и претензии на популярность уже в одном названии. То есть это уже был практически поп-арт.

К.З. Я пришел из армии раньше Свена, собирался жениться, задружился с одесситами, с Сережей Ануфриевым. И тут Матусов, который был крестным отцом мухоморского диска и преподавал физику и математику, говорит мне про молодого человека, который у него учился, – Гия Абрамишвили. Тогда из армии вернулся Андрей Яхнин: мы вместе сидели, обсуждали, спорили, и пришли к мнению, что надо создать группу. И на какой-то станции окружной железной дороги было придумано название «Чемпионы мира». Название декларировало, что все победы уже позади и париться уже не надо. Позднее «Медгерменевты» домыслили насчет великих побед и великих поражений. Потом пришел Латышев и последним появился Боря Матросов. И он-то больше всех и задержался. Врать не буду, мне было с ними тяжело. Уже появились все манки для творческих людей. Эмиссары зарубежные, деньги, перестроечное телевидение. Все были образованные, информационно подкованные. При этом, если «Мухоморы» отвергали линию поп-арта, то «Чемпионы» к ней тяготели. Нас интересовала субкультурная слава, их – популярность. Поэтому у них была постоянно боязнь ошибок, и это их тормозило. Но, в отличии от падонков мухоморских, в чемпионах присутствовало благородство. При этом доходило у нас до натуральных драк и истерик, так сцеплялись с Гией.

Мне нравились вещи, которые придумал Гия и назвал быстроупак. Кусок полиэтилена, продуктовые пакеты с рисунками брались, наваривались выжигательными аппаратом и получались коллажи, к которым привязывались какие-то предметы. Но больше всего нравилось, что опять, как и в мухоморские времена, появилось легкое дыхание. На Фурманном с этим было туго, все зарабатывали деньги. Начиналось-то все весело и легко, с Фарида Багдалова, Альберта, Захарова, «Мухоморов». Потом появилась «Рыбная мафия», как мы ее называли, – одесситы, буддисты, ростовчане. А потом там появился Гельман с молдавскими художниками.

Гия был Верелли, Латышев – Вайль, Яхнин – Сославский, а я – Людвигов Восьмых. Но наступило время, когда вдруг, неожиданно, стали появляться деньги и возникла другая мера ответственности, требующая предъявления авторства. Мы некоторое время пытались держаться вместе, подписывали работы маркой «Чемпионы мира», независимо от того, кто какую сделал…

М.Б. В этот перестроечный период началась первая формализация самодеятельности и маргинального творчества. Появились новые центры и образования. И в Ленинграде на базе «Новых», и в Москве, где открылась КЛАВА. Вы общались?

К.З. Да, период клубов начался. Как раз у Ануфриева появился друг Моргунов и зал. На этой дружбе взросло новое начинание в виде «Клуба Авангардистов», председателем которого стал Боря Матросов, а почетным председателем Монастырский. Но, опять же, к этому мы относились как к игре, поэтому никто не расстроился, когда этот клуб дематериализовался незадолго до распада СССР.

Что касается группы «Мухоморы», то после разгона в 83-м она уже не собралась. Все стали двигаться индивидуально или участвовать в других групповых процессах. Свен тогда ударился в музыкальную деятельность, пел в «Среднерусской возвышенности» и достаточно быстро спекся и устал, отойдя от темы совриска насовсем. Его от совриска уже трясло. Я его прекрасно понимаю. Мы общаемся до сих пор, как и с другими бывшими участниками-мухоморами. Просто у меня иногда просыпается жажда такой вот деятельности, а у них – уже нет. Как и с «Чемпионами» общаюсь, почти что со всеми.