Ассы – в массы

А с ленинградцами было так. До армии и репрессий мы дружили и ездили в гости, после тоже. Тот же Тимур приезжал в мастерские на Фурманном, но уже в качестве эмиссара недавно созданного Клуба Друзей Маяковского. Я его встречал восторженно по-братски, а вот Свен почему-то ему хамил. Конкурентность тогда, конечно, присутствовала: какие-то интриги небольшие, не из подлости, а с целью мифотворчества, поднапустить загадочности. Для меня же Петербург был всегда московским проектом, с ключевыми фигурами-москвичами: Петр, Пушкин, Достоевский, Андрей Белый… Уже тогда вовсю снимался фильм «АССА». И вот тогда, по приезду, Тимур, величайший на тот момент субкультурный стратег и дипломат, поразил меня ответом на коварный вопрос Димы Нартова, у которого было редакторское задание «Художественной жизни» взять одновременно у нас с Тимуром интервью. На вопрос о пресловутом противостоянии московской и питерской культурной среды Тимур ответил, что никакого противостояния нет. Есть интрига, придуманная украинской диаспорой художников, которые пытаются этот конфликт разжечь. Змей! Потом в девяностых я был еще раз изумлен трансформацией Новикова, страшной и торжественной. Такой получился Распутин с почвеннической концепцией, и у меня, наигравшегося в интернациональный контекст, она нашла свой отклик.

М.Б. В 1988-м году случилось знаковое для многих художников событие: московский аукцион «Сотбис», куда странным образом попало несколько человек из новой волны. Но не попали ленинградские художники, и вообще с этого года наметился раскол ранее дружной московско-питерской компании.

К.З. Эмиссары иностранные мониторили эту среду с начала восьмидесятых, а перед аукционом появлялись и на Фурманном. Я не парился этим настолько, что не участвовал даже в 17-й молодежной, которая для многих до сих про считается чем-то важным и историческим. Почему-то. По мне, так это профанация была, всех собрали комсомольцы и показывали, как зверушек. Потом показ моды с пьяным Петей Мамоновым. И эта поверхностная экспортная презентация рок-балагана раздражала, как и проект с фильмом «АССА». «Сотбис» тоже прошел мимо меня – это был совсем другой контекст, в котором то, что мы делали, было неуместно. От КЛАВЫ туда попал Вадим Захаров. Мне нравилось лабораторное, и тогда больше запомнилась акция в Сандуновских банях.

У меня после армии начался такой декоративно-прикладной период, достаточно страстный. А вот на теме страсти к этому мы сошлись с Ларисой, и сошлись так, что она стала Звездочетовой.

М.Б. Я помню больше серию «Пердо», про племя белых негров и их легенду про вампира и арбуз, героя, который вернул народу этот арбуз и погиб от рук неблагодарных.

К.З. Была и такая этнографическая история. И началась она очень кстати, поскольку у многих начался период международных контактов, выездов за рубеж. Я тогда поехал в Берлин, где осел почти на год. Так мне там понравилось поначалу, Кройцбург, масса молодежи, интересно. И я договорился с одним деятелем, что поживу там, а он заберет часть работ. Но прожив какое-то время, я сильно заскучал и загрустил. Загрустил по русскому, по всему, от чего оторвался. И так начался мой алкогольный период, который случился по возвращению и от радости, что тут так много понимающих замечательных людей, царит атмосфера братства и алкогольных паров, от которых вырастали крылья. У кого-то два, у кого-то четыре, как у херувимов. А если у тебя уже есть два крыла и так, то сразу шестикрылым. Херувимизация началась параллельно переезду с Фурманного на пруды. А после Фурманного начался сквот на Трехпрудном.

М.Б. Запрудили, как бобры.

К.З. Навицкий тогда сделал каталог Фурманного сквота, когда уже его начали сносить, и вот на рубеже девяностых эта страница полностью перевернулась окончательно. В этот момент случился такой пересменок, бывшее неформальное стало формализироваться. Волна эмиграции, которая вынесла изделия бобров на международную арену, схлынула. Но и государственные институции рухнули так, что в итоге мы пришли к ситуации нулевых, когда частные инициативы оказались эффективней и заметней государственных.

М.Б. Тебя тогда неофициально назначили эдаким московским арт-губернатором, за глаза.

К.З. Ну это скорей всего связано с делегацией некоторого доверия, и в силу связей с людьми, пытающихся построить галерейную среду. Которое я вряд ли оправдал. Но начал работать в жанре советской карикатуры. Причем я дошел до совсем прямых заимствований, сделав работу художника Гурова в объеме. Мне тогда даже родственники художника предъявили претензию, на что я согласился отвечать по всей строгости закона и компенсировать, но люди были советские и им важнее было уличить и так сочувственно это дело оставить. Иногда бывало стыдно. Эскизов я не делал, сразу рисовал деньги.

М.Б. Хорошо, давай про персонажность и персоны. Неожиданно спрошу – а с каким анимационным героем ты себя отождествляешь, кто тебе более подходит?