А.Т.
Не исключено, мы тогда совсем не знали такой терминологии, как хэппенинг, перформанс. Они только-только стали появляться из джазовой среды. В Питере новыми джазовыми людьми были квартет Вапирова, где Сергей был пианистом. И вот именно Курехин, которого я бы выделил как одну из знаковых фигур восьмидесятых, стал развивать жанр хэппенинга, вытаскивая на сцену всех друзей и знакомых и формируя свой театр музыки и жизни. Это совпало с какими-то первыми изменениями в стране, когда на запах Перестройки потянулись первые иностранцы. Если говорить о полезных иностранцах, то первой была, несомненно, Джоанна Стингрей. Были свои иностранцы и у художников-нонконформистов, и у театралов, но я к ним отношения не имел. Джоанна Стингрей намолотила тут очень много, работая при этом достаточно бескорыстно. В отличие от многих других, которые приезжали, чтобы сделать какую-то профессиональную работу, как многочисленные киношники и документалисты, или просто, чтобы разбогатеть. Были и такие. А Джоанн приехала, освоилась как своя, и денег ей, в общем-то, было не нужно. И сделала она очень много, запустив процесс «Красной волны» для местных музыкантов и помогая художникам со связями. Вся эта активность помогала стремительному взлету «Популярной Механики», которая была как бы отражением всей химической реакции в социуме. Со второй половины восьмидесятых Курехин, получив свой новый язык описания, делал в Питере все, что хотел. Всех гнул и в хвост и в гриву, при этом многие считали за честь поучаствовать в этом балагане. Даже не понимая, что Курехин от них хотел; точнее, он даже не хотел – он командовал. Сергей был везде, и на сцене и в телеэфире, и в кино, и на городских акциях. Прозвище «Капитан» закреплено за ним вполне заслуженно. Но этот корабль куда-то не туда свернул уже на рубеже девяностых, и мне кажется, что виноваты в этом именно наши художнички. Мне очень нравились картинки Олега Котельникова, Тимура Новикова с его «новой волной», вписанной в рок-эстетику, но только до конца восьмидесятых. Потом Тимур резко превратился в какого-то старца, и вся эта менторская «Новая Академия» с какими-то сомнительными личностями, готовыми поклоняться Тимуру Петровичу, мне была абсолютна неинтересна. И, видимо, не только мне. Но они тянули одеяло на себя, и это сыграло свою роль в распаде «Поп-Механики», а в девяностых я вовсе ужаснулся, в какой компании Сергею удавалось пребывать. Все эти подросшие псевдофашисты и нацболы.Не смотря на дикую динамику событий в его и моей жизни, мы не раз пересекались. И у нас были какие-то разговоры по этому поводу, когда мы встречались в девяностые.
Тогда же, в девяностых, Брайан Ино познакомился в Петербурге с Курехиным, но отношения у них не сложились – я думаю, что в первую очередь они не сложились из-за языкового барьера: Курехин по-английски не говорил, а оба они люди очень вербальные. Во-вторых, я думаю, это было связано до некоторой степени с ревностью Курехина к таланту и влиятельности Ино. Курехин привык быть абсолютным монархом у себя в Питере – там все уже ходили перед Сергеем на цыпочках. Он был абсолютным авторитетом, и он, на самом деле, был лучше всех. А Африка был как пудель у Курехина, и, можно было только огнеметом остановить от окучивания Брайана Ино. Это, думаю, мешало их контакту, а он в плане художественном и музыкальном мог дать какие-то уникальные результаты.
А в 85-м году, когда у Сергея начался подъем «Популярной Механики», на сцене участвовали «Новые художники», «Митьки», друзья-музыканты и авангардисты от мод. Я тогда сошелся со Светой Куницыной, которая работала искусствоведом в Доме моды на Кузнецком мосту. Она не имела никакого представления о нашей авангардной моде, была совершенно вне тусовки, и мне захотелось ее к ней приобщить. Мы придумали первый фестиваль альтернативной моды, я стал шарить по своим знакомым и очень быстро обнаружил Катю Филиппову, Катю Микульскую, Лену Зелинскую, всех, кто показывал тогда то, что называлось «авангардной модой». Ко всему этому я, соответственно, приартачил музыкальные номера: «Среднерусская возвышенность», «Звуки Му», «Центр», дуэт «Прощай, молодость». Резонанс был сильным, и практически сразу после этого показа, мы свозили участников на фестиваль в Ригу. Музыкальное сопровождение делал Алексей Тегин и происходило это в каком-то здании, похожем на костел. Фестиваль имел бешеный успех, но я это дело забросил, дальше темой модой занималась только Куницына. Я сам никогда не стремился как-то модно и экстравагантно одеваться, к тому же пренебрежительно относился к фарцовщикам и всему, что с этим связано, а связано с ними в мою молодость было многое. В том числе и понимание моды. К тому же в Риге был активен Бруно Бирманис, организовавший «Ассамблею неукрощенной моды», но у него все было уже чуточку более гламурно, более художественно, там на подиуме присутствовала уже реальная дизайнерская мода.