Астраханский край в годы революции и гражданской войны (1917–1919)

Такая же картина наблюдалась в Красноярском полку. В относительном порядке были только Мусульманский и Железный полки, а также полк интернационалистов. Впрочем, с обмундированием и там были проблемы.

В саду Богемия и на ипподроме[1048], где стоял Калмыцкий полк, пало до 1000 лошадей, чьи трупы никто никуда не вывозил. За каждой павшей лошадью стояли лишенное тягловой силы крестьянское хозяйство и падение сбора хлеба.

Логики в такой ускоренной мобилизации не было. Фронт находился в пятистах километрах за заснеженными необжитыми степями, и прямой угрозы городу извне не существовало. Зато угроза сформировалась изнутри. Гарнизон Астрахани разросся до 20 000 человек, которые были вооружены, голодны и недовольны проводимой политикой.

«Люди, стоящие во главе дела, – писал контролер Сиников, – как видно, мало заботятся о пользах и нуждах вверенных им частей и учреждений, а числятся лишь на бумаге для получения жалованья и расхищения народного достояния». В частях начинают идти разговоры о выступлении. Проходят даже встречи между солдатами из разных подразделений. Командного состава на них нет – только рядовые и прапорщики.

С тем чтобы продемонстрировать силу, 22 января Шляпников проводит военный парад.

Буквально на следующую ночь вспыхивает мятеж. Пятьсот солдат из 180-го полка выдвигаются к крепости. Часть из них рассредоточивается в сгоревших домах на Московской ул., а около половины, смяв часовых, входят в Кремль и дают на радостях несколько выстрелов.

Разумеется, никакой особой конспирацией это выступление не отличалось. Расположенный в Кремле коммунистический Железный полк был быстро поднят по тревоге, рассеяв и разоружив мятежников. Тех, кто бежал за пределы крепости, частью тоже переловили, а остальные вернулись в казармы.

Всего было арестовано 247 человек, из которых 217 через пару дней освободили. Ни одного представителя комсостава среди них не было.

И здесь мы читаем очень важное замечание Шляпникова: «Никаких прямых или косвенных указаний на то, что те или иные группы интеллигенции или офицерства принимали участие в подготовке мятежа, нет. Эта вспышка служит явным показателем существующего поворота в офицерстве и интеллигентских кругах»[1049].

Зато отравился секретарь партячейки Железного полка, чья причастность к выступлению была установлена.

В далекой Москве затаивший злобу Карл Грасис незамедлил воспользоваться волнениями в Астрахани для дискредитации своих врагов, изгнавших его с должности начальника Особого отдела Каскавфронта. В письме в адрес нового председателя Реввоенсовета фронта Константина Мехоношина он обвинил в подготовке выступления лично Мину Аристова, указав, что о возможном восстании знал и руководитель местной юстиции Сергей Генералов. Карл Грасис сообщал, что заговорщики поддерживали связи с белым Гурьевым и с Антантой.

«Нам известно, как живут наши советские астраханские деятели (кутежи, шансонье, артистки и т. д.), – писал Грасис командованию фронта, – и возникает вопрос: откуда берутся средства? Нельзя такое бесшабашное разгильдяйство объяснять только хищением советских сумм. Тут есть более законный источник доходов: деньги союзников. Есть агентурные данные. Определенно известно от самих белогвардейцев, что происходит вербовка солдат в отряде Аристова»[1050].

Более того, Грасис напросился на прием к председателю ВЦИК Якову Свердлову и попросил того «произвести основательную чистку в Астрахани»[1051].

Январские события явно продемонстрировали отсутствие в Астрахани какой-либо реальной контрреволюционной организации и вместе с тем ярко выраженное волнение в среде самих работников и красноармейцев.

Война, голод и тиф

Три всадника Апокалипсиса пришли на астраханскую землю.

11-я армия отступала через безжизненные ногайские пустыни и калмыцкие степи. Эти пространства крайне неприветливы. Здесь до самого горизонта нет ни деревьев, ни кустарников. Зимой холодно, так как Волга и Каспий ввиду своей отдаленности нисколько не смягчают климат. Нет питьевой воды, а редкие колодцы скудны и заполнены соленой жидкостью. Здесь никто не живет. Это мертвая земля.

По мертвой земле шли голодные люди, каждый второй из которых был болен. По армии бродил тиф. Тысячи больных тифом людей ночевали под зимним небом в продуваемой ледяным ветром степи. Каждое утро десятки и сотни из них уже не поднимались. Те, кто избежал тифа, были в лучшем случае простужены, а очень часто получили воспаление легких.

Но люди не сдавались. Они шли в Астрахань, мечтая о тепле, еде и отдыхе.