Читаем Астрея. Имперский символизм в XVI веке полностью

Of her JusticeExil'd Astraea is come againe,Lo here she doth all things maintaineIn number, weight, and measure;She rules vs with delightfull paine,And we obey with pleasure.By Loue she rules more then by Law,Euen her great mercy breedeth awe;This is her sword and scepter:Herewith she hearts did euer draw,And this guard euer kept her.Reward doth sit at her right-hand,Each vertue thence taks her garlandGather'd in Honor's garden;In her left hand (wherein should beNought but the sword) sits ClemencyAnd conquers Vice with pardon[232].

Справедливость Астреи здесь смягчается милосердием, и в этом стихотворении она предстаёт сочетанием имперских добродетелей Justitia и Clementia.

В целом, гимны Астрее охватывают практически все ключевые моменты культа имперской девы. Известна гравюра с изображением королевы Елизаветы, где она представлена в блеске славы и с венцом из звёзд вокруг головы. В оригинальной версии её сопровождали стихи Джона Дэвиса (Илл. 9b)[233], и, возможно, она была создана под влиянием любимого образа поэта – возвратившейся на землю звёздной девы золотого века. Контраст между грубым исполнением этого портрета и искусной поэтической образностью, вышедшей из-под пера сэра Джона, являет собой образец типичного зазора в качестве между изобразительными искусствами и литературой того времени.

Спенсер и Астрея

Спенсер – это Вергилий елизаветинского золотого века, а «Королева фей» его великая эпическая поэма. В ней, как нигде ещё, можно было ожидать найти сакрализованный образ Астреи, и мы действительно его там находим, не только под этим именем, но и под многими другими. Концепция Елизаветы как имперской девы является главным стержнем этого произведения. Она есть тот перводвигатель, вокруг которого вращается весь сложный мир моральной аллегории поэмы.

Базовый план «Королевы фей», как сам Спенсер объяснил его в письме к Рэли, состоял в том, чтобы представить в аллегорической форме все добродетели, общественные и личные. Из двенадцати запланированных песней о личных добродетелях мы видим только шесть и часть седьмой; раздел же об общественных, который, вероятно, тоже должен был содержать двенадцать частей, отсутствует вовсе. Все эти добродетели объединены в королеве или «величайшей и самой могущественной императрице», если говорить словами посвящения. Глориана, королева фей, воплощала, согласно письму Спенсера Рэли, Елизавету в её общественной ипостаси как справедливую и праведную правительницу; в то время как Бельфебея была Елизаветой в частной жизни, прекрасной и добродетельной дамой. Объединённая Глориана-Бельфебея есть Елизавета во всех её добродетелях, общественных и личных. Бельфебея, как воплощение личной добродетели королевы, символизировала, прежде всего, её целомудрие; Глориана, как воплощение добродетели общественной, символизировала триумф её справедливого правления. Спенсер умоляет Елизавету не отказываться:

In mirrors more than one her self to see,But either Gloriana let her chooseOr in Belphoebe fashioned to be:In th'one her rule, in th'other her rare chastity[234].(В зерцалах сразу двух себя узретьИ выбрать Глорианой бытьИль Бельфебеей обратиться.В одной правление её, в другойЕё святая непорочность).

Бельфебея-Глориана есть Дева-Правительница, объект религиозного поклонения за свою чистоту и справедливость.

Историческая основа поэмы также выводит на первый план тему пришествия справедливой имперской девы. Британская дева, чьё появление предсказано Бритомарте Мерлином (в перенесённом на Елизавету пророчестве из «Неистового Роланда»), должна быть потомком Бритомарты и Артегала, воплощённых добродетелей целомудрия и справедливости. Свой род она будет вести также и от «имперской» троянской ветви. Происхождение Глорианы от троянца Брута является темой десятой песни первой книги, а история поведана Мерлином Бритомарте в третьей книге, когда он предсказывает, что её «древняя троянская кровь» положит начало династии королей и «священных императоров», которую увенчает королевская дева Елизавета.

Так главные темы спенсеровского прославления Елизаветы соотносятся с главными характеристиками Астреи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука