Астрея. Имперский символизм в XVI веке

Эта речь, несомненно, очень важна для исследователей спенсеровской «Королевы фей». Следует вспомнить, что Спенсер и сам выводит происхождение своей поэмы из «ежегодного праздника» королевы фей, на котором «нелепый молодой человек» подал прошение королеве[361]. Эта речь с её философией изменчивости, протестантской моралью и нелепо одетым рыцарем, отправляющимся на ежегодный праздник в честь королевы, использует тот же самый язык, что и Спенсер. Год за годом, устраивая празднества для Елизаветы, Ли через свои маскарады способствовал формированию воображения эпохи.

В рукописи из Дитчли есть также ещё один документ о турнирах, которого необходимо кратко коснуться. Стихотворение, датированное 17 ноября 1584 г., по всей видимости относится к турниру этого года, равно как и следующее сразу за ним длинное обращение к королеве[362]. Оно написано от имени неких «странствующих рыцарей», которых на турнире прошлого года представлял Чёрный Рыцарь и которые сейчас явились все сами. Один из них советуется со старым отшельником и следует его предсказаниям (снова мотив отшельника). Ещё одна речь, следующая в рукописи сразу за этим текстом, может также относиться к празднику Дня Восшествия[363]. Она посвящена Храму мира, в котором должны примириться некоторые враждующие рыцари. Возможно, здесь имеется в виду какое-то реальное сооружение, воздвигнутое на ристалище и призванное воплощать ведущую аллегорию праздника. Известно, что нечто подобное делалось на турнире 1590 г., к которому мы сейчас подойдём.

Но сперва мы должны на мгновение почтительно остановиться перед одной из записей в манускрипте из Дитчли, которую Чамберс приводит полностью, но без комментариев[364]. Она озаглавлена «В память о сэре рыцаре Филипе Сидни 17 ноября 1586 г.». Судя по дате, она относится к поминовению Сидни на турнире Дня Восшествия 1586 г., года его смерти. Запись состоит из трёх кратких стихотворений на латыни, озаглавленных по-английски «первое» (the first), «второе» (the second) и «на траурном коне» (upon the mourning horse). Поскольку первое стихотворение упоминает троих друзей, один из которых мёртв, вполне может быть, что первое и второе трёхстишия произносили Дайер и Гревилл, двое оставшихся в живых из известной троицы. Третий стих, очевидно, помещался каким-то образом на траурной лошади. Мы можем только гадать, как Ли поставил эту несомненно трогательную сцену. Возможно, кто-то выводил коня, чтобы как обычно остановить его перед королевой, но уже без всадника, потому что Пастуший Рыцарь был мёртв.

Прощальный турнир 1590 г.

Участие в турнирах – это физически довольно тяжёлое занятие, и оно не подходит для рыцарей в зрелом возрасте. В сорок семь лет Ли решил, что ему пора уходить на покой и на турнире 1590 г. представил себя в роли пожилого рыцаря в тщательно срежиссированном спектакле, который описан Сегаром[365].

Своим преемником на должности главного королевского зачинщика турниров Ли выбрал графа Камберленда, и 17 ноября 1590 г. они вдвоём предстали перед королевой у подножия лестницы, ведущей к окну её галереи. Из этого окна королева и её придворные дамы обычно наблюдали за поединками на арене.

Глядя на этих идущих к ней вооружённых рыцарей, Её величество внезапно услышала музыку, настолько нежную и кроткую, что все присутствующие пришли в восхищение. И под звуки этой мелодии как будто разверзлась земля и появился павильон из белой тафты … повторявший пропорции священного храма весталок. Этот храм, казалось, состоял из порфировых колонн, перекрытых сводами по типу церковных, между которыми горело множество светильников.

Перед храмом стояла увенчанная колонна со стихами на латыни, в которых прославлялась венценосная дева-весталка и её империя, простиравшаяся за Геркулесовы столбы в Новый Свет. Ибо к 1590 году разгром Армады был уже позади. Всё это придавало новые экстатические черты создаваемому Ли культу королевы, и вестальские мотивы турнира того года стали его победной одой[366].

И окружённый таким великолепием постаревший рыцарь удалился с турнира под звуки песни «Время посеребрило мои золотые локоны» (My golden locks time hath to silver turned), исполненной Робертом Хэйлзом, человеком непревзойдённым в этом искусстве: