Но этого уже было мало, и Кемаль постарался обезопасить себя и с этой стороны, нанеся превентивный удар и по другим потенциальным бунтовщикам.
Он весьма болезненно ударил по левым рабочим организациям Стамбула, хотя даже самый предвзятый судья вряд ли смог бы обвинить их в симпатии к религиозным чувствам курдов.
Семьдесят членов религиозной организации, заподозренной в подготовке восстановления султаната, а также двадцать коммунистах были брошены в тюрьму.
Почти сорок из них были казнены.
В конце концов, были арестованы и создатели оппозиционной партии, однако суд признал их невиновными и освободил.
Оппозиционеров, виновных или невинных, заставили замолчать.
Кемаль снова победил, но и проиграл, поскольку задуманный им демократический эксперимент закончился полным провалом.
Да, он на самом деле желал вести либеральную политику.
Однако восстание курдов выдвинуло на первый план тех, кто был уверен в том, что Турецкой Республике угрожают как внутренние, так и внешние враги.
И то, что происходило в меджелисе, мало напоминало деловой и конструктивный диалог.
Вместо серьезного анализа, обсуждение любого вопроса превращалось в бесконченые скандалы и нападки депутатов друг на друга.
Не могло не наводить на размышления и то, как встречали лидеров оппозиционной партии в провиниции.
И если верить английскому дипломату, то Кемаль после всех этих событий сказал ему:
— Наш народ еще не готов к демократическому и конституционному режиму. Мы, основатели республики, должны его подготовить к этому. В течение десяти-пятнадцати лет мы, и только мы одни должны взвалить на свои плечи государственное управление. После этого турецкому народу будет позволено создавать политические партии, чтобы свободно обсуждать внутренние и внешние вопросы. Но до этого момента турецкий народ должен заниматься сельским хозяйством, торговлей и работой на промышленных предприятиях, а для развлечения было бы неплохо предаваться плотским удовольствиям, а не опасным политическим играм…
Как отмечали многие политические обозреватели, после курдского восстания в кемалистской Турции устанавился мягкий деспотизм.
Что же касается курдов, то проводимую им в их отношении политику курдские националисты назвали «политикой отрицания».
Идеалом Кемаля было единое государство, объединенное турецким языком и литературой.
Именно поэтому в декабре 1926 года министерство культуры официально запретило употребление таких слов, как «курд», «лаз» и «черкес», поскольку они «нарушали единство турецкой нации».
Было запрещено использование курдского языка в общественных местах, ношение национальной одежды.
Книги на курдском языке конфисковывались и сжигались.
Слова «курд» и «Курдистан» были изъяты из учебников, а сами курды объявлены «горными турками», по неизвестной науке причине забывшими свою турецкую идентичность.
В 1934 году будет принят «Закон о переселении» (№ 2510), по которому министр внутренних дел получит право изменять местожительство различных народностей страны в зависимости от того, насколько они «адаптировались к турецкой культуре».
В результате тысячи курдов будут переселены на запад Турции.
Открывая заседание меджлиса в 1936 года, Ататюрк заявит, что из всех проблем, стоящих перед страной, едва ли не самой важной является курдская проблема и призвал «покончить с ней раз и навсегда».
Как покажет всесильное время, Кемаль не покончил с ней, а только загнал ее внутрь, предоставив разбираться с ней будущим руководителям страны.
Вместе с «курдским словарем» было исключено из обихода и такое слово, как «диктатура», и надо было обладать завидной смелостью, чтобы произнести его.
Да что там турки, корреспонденты иностранных газет и те остерегались употреблять его, зная, что оно не нравилось Гази.
В связи с этим интересны воспоминания западного журналиста Вилли Сперко.
В откровенной беседе с министром иностранных дел Тевфиком Рюштю журналист намекнул на установленный в Турции режим.
— Вы говорите о диктатуре? — спокойно переспросил министр. — Что ж, пусть это будет диктатура, если вам так нравится. Только я хочу заметить, что эта диктатура радостно воспринимается целым народом, который знает Гази как высшего руководителя и доверяет ему. Для всех избирателей Гази является спасителем, изгнавшим интервентов и не желавшим, чтобы анатолийцы умирали за Йемен и Македонию. Президент республики — наш руководитель, и мы всегда испытываем надобность в его советах, поскольку признаем его превосходство и его гений…
После таких откровений журналисту не оставалось ничего другого, как только развести руками…
Разборки с оппозицией продолжались несколько месяцев, по всей стране шла «охота на ведьм» и по улицам многих городов нередко провозили эшафоты с повешенными людьми.
Очень скоро казни жителями Анкары стали восприниматься как нечто само собою разумеющееся.
И не надо обладать большой фантазией, чтобы представить себе то, что происходило с курдами в эти дни.
Впрочем, под эту марку досталось и уцелевшим армянам, и евреям, и греческим колонистам в Малой Азии.