Ататюрк. Особое предназначение

Фалих Рыфкы вернулся из СССР полный энтузиазма и создал с несколькими друзьями обзорный журнал «Кадр», отказывающийся от классической демократии XIX века и предлагающий режим «дирижизма» — государственного управления экономикой.

Вопреки этим советам и намерениям, кемалистская Турция будет жить без политической полиции и без молодежной организации.

Да, коммунисты регулярно подвергались арестам, проект закона, разрешающего создание профсоюзов, был отклонен, интеллектуалов притесняли, но никакого террора в стране не было.

Принадлежность к партии не была обязательной и не давала преимуществ для получения места в администрации, в предпринимательстве или в системе образования.

Тем не менее, Народная республиканская партия формально может считаться диктаторской, как и любая единственняа в стране правящая партия.

— Если франкмасонство, — говорил Кемаль, — является организацией, отличающейся национализмом, популизмом и республиканскими взглядами, то нет необходимости в ее существовании…

Тем не менее, с масонами расправились, как расправился с ними Гитлер после своего прихода к власти.

Партия полностью подчинила себе и Союз турецких женщин.

Был ли диктатором Кемаль, который по сути дела правил страной без всякого контроля.

Да, конечно, был!

Хотя и говорил:

— В общественных делах я предпочитаю действовать в полном и искреннем согласии с моими высокопочитаемыми коллегами, чем по моему собственному усмотрению…

И как тут не вспоминть Сталина, который всегда говорил:

— Мы тут подумали и решили…

Более того, Муссолини, Гитлер и Сталин не вызывали у Кемаля восхищения и не служили примерами для подражания.

Именно поэтому он с такой охотой принимал многочисленных беженцев с университетским образованием, евреев и неевреев, изгнанным нацистами, что обеспечило расцвет нового университета в Стамбуле.

Особенно он презирал Муссолини.

— Он был бы хорошим министром общественного труда, — как-то замеитл Кемаль.

Интересно и то, что еще в апреле 1934 года он предсказал, что «народ повесит дуче за ноги».

— Я — не диктатор, — говорил Кемаль в 1935 году американской корреспондентке, — я хочу, чтобы правительство не разбивало сердца, а завоевывало их…

А когда какой-то смельчак сказал ему:

— Всем известно, что вы — диктатор!

— Если бы я был диктатором, — усмехнулся Кемаль, — осмелились бы вы задать мне подобный вопрос?

В связи с этим возникает естественный вопрос: а могла бы Турция развиваться в то время по демократическим принципам?

Думается, вряд ли.

Да и как можно было бороться с депутатами, желавшими возрождения султаната и халифата?

Уговаривать?

Убжедать?

Кемаль пробовал, но ничего из этого не получилось.

И что он был должен сделать?

Отдать власть Рауфу и его оружению, ездившим целовать руки султану в Стамбул?

Конечно, нет, и, как показывает История, на ее самых крутых поворотах демократия обречена.

Еще до того, как экономический кризис и специфическая атмосфера тридцатых годов заставили Кемаля отступить от либерального пути, он считал, что та демократия, которую практикуют страны Европы, не может рассматриваться как цель.

— Те, кто проник в глубину человеческих отношений и познал истину, — говорил он в своей знаменитой речи «Нутук», — должны признать, что самый главный долг на земле — это поднять жизненный уровень людей и дать им образование, и, насколько это возможно, вести их к цели…

Понятно, что для достижения этой цели, по словам Кемаля, «турецкий народ не будет терпеть презренные цели и тайную подрывную деятельность предателей, трусов и космополитов, выступающих против высших интересов страны»

— Те, кто захочет встать на ее пути, — предупреждал он, — будут безжалостно раздавлены…

Подобные взгляды дали повод знаменитому французскому тюркологу Ж. Дени заменить на посвященной психологии турецкого народа Парижской конференции в 1933 году слово «демократия» на неологизм «демократизм».

— Психология турецкого народа, точнее, его руководителей, — говорил Дени, — представляет парадоксальную комбинацию покорности и революционности. Первое качество — результат военной традиции, дорогой сердцу турок, и его «альтер эго», дух дисциплины. А революционный дух присущ Кемалю и его единомышленникам…

Через несколько дней после выступления Дени Кемаль обсуждал с друзьями значение слова «революция».

После чего он продиктовал своей приемной дочери Афет:

— Революция меняет насильственным путем существующие государственные институты; после уничтожения существовавших институтов, которые тормозили развитие турецкой нации в течение нескольких веков, созданы новые институты, чтобы облегчить прогресс нации в соответствии с требованиями наиболее развитой цивилизации. В жизни государства революция стала частью наших социальных традиций…

И Афет, дабы уточнить сказанное ее отцом, записала в скобках: «Лаицизм, гражданский кодекс и демократия».

В октябре 1931 года Туцрия приняла Вторую конференцию Балканских стран.

Еще два года назад министр иностранных дел Тевфик Рюштю заявил французскому послу, что самую серьезную угрозу для Турции представляет Союз балканских славян.