Вся страна была мобилизована на эту экстраординарную охоту за лингвистическими сокровищами, пытаясь найти слова как в пышном доосманском языке, так и в более современном.
Сто двадцать тысяч предложений было собрано и передано в Анкару.
Через два года, накануне Второго конгресса по лингвистике, пресса с гордостью заявила о том, что принято еще 33 тысячи турецких слов.
Несмотря на этот прекрасный результат, Второй конгресс увяз в излишествах.
Один из выступающих в своих изысканиях умудрился найти связь языка майя с турецким языком.
Французский посол вспоминал возмущение Кемаля подобными смехотворными утверждениями, который считал, что они только вредят его усилиям.
Тем не менее, через несколько месяцев лингвистическая политика достигла нового этапа: был опубликован османо-турецкий словарь.
Таким образом, османский язык стал иностранным в Турции.
Осенью 1935 года Кемаль пошел еще дальше и увлекся «солнечной» языковой теорией австрийского лингвиста Квергича.
Согласно этой теории все языки произошли из восклицаний наблюдавшего природу древнего человека.
Само собой понятно, что первое такое восклицание принадлежало туркам.
С подачи Кемаля эта гипотеза была переработана турецкими лингвистами в их собственную «солнечную теорию».
Исходя из того, что главным культом древнего человека был культ солнца, а самым простым звуком человеческой речи «а», они объявили турецкое слово «ак» («свет», «белый») изначальным словом всех языков мира.
Само слово «ариец» являлось, по их мнению, производным от слова «ар», что по-турецки означает «мужчина», «человек».
Именно это и дало повод создателям «солнечной теории» провести неразрывную связь между арийцами и турками и перенести прародину первых в Среднюю Азию.
На четырнадцати страницах Квергич связал солнце с первыми звуками, восклицаниями, издаваемыми человеком.
Турки были представлены как древнейшая нация, и именно турецкий язык теория Квергича неожиданно связала с солнцем.
Целых два года Кемаль продолжал выдумывать новые слова и названия.
Так, проезжая в ноябре 1937 года по только что построенной линии железной дороги в расположенные на юго-востоке страны курдские районы, он отметил свое пребывание там переименованием Диярбекира в Диярбакыр.
Не остался без его внимания и переименованный им в Элязыг Элязыз.
Сделав остановку в Адане и вдоволь налюбовавшись установленной в городском саду своей скульптурой, он объяснил, что название Тарсус происходит от древнего тюркского племени теркеш.
Но потом здравый смысл все же взял свое, и Кемаль закончил свои лингвистические изыскания.
Говоря о впечатляющей культурной революции Кемаля, иностранные дипломаты использовали термины, присущие словарю гитлеровской Германии: «культуркампф» и «национал-туркизм».
Напрасно.
Исторические претензии Кемаля и его лингвистические реформы могли бы питать расизм, но ничего подобного не произошло, хотя и некоторые принятые законы были скорее ксенофобные, чем интернациональные, как, например, закон, не позволяющий иностранцам заниматься некоторыми профессиями и посещать ряд регионов.
Однако кемалистская Турция избежала антисемитизма.
Хотя в 1934 году и был издан закон об обязательном использовании турецкого языка и эвакуации по военно-политическим причинам еврейских семей, проживающих во Фракии и близ Дарданелл.
В 1933 году был ликвидирован Дарульфюнюн в Стамбуле и его богословский факультет.
На его месте был учреждён Стамбульский университет, а при его литературном факультете создан институт изучения ислама, задача которого ограничивалась исследовательской деятельностью.
По мнению Тарханлы, при создании в 1930 году Либеральной партии Кемаль обещал не вмешиваться в любые споры её с НРП, кроме одного — по поводу положения о том, что Турция — «светская республика».
— Религия, — говорил Кемаль, — должна оставаться сферой личной жизни человека. Когда она затрагивает социальный режим, она провоцирует вмешательство государства…
Убрав всякое упоминание об османах и исламе, заставив своих соотечественников признать прогрессивность западной культуры и в то же время раскрыв им их азиатские корни, Кемаль хотел только вселить в них уверенность.
— Огромные деревья, — говорил он, — должны иметь глубокие корни…
31 июля 1932 года Кериман Халис, «мисс Турции», победила на мировом конкурсе красавиц.
«Мой успех, — пиcала Мисс Мира президенту, — результат тех идей, которыми Вы вдохновили женщин нашей страны».
И хотя Кемаль не мог не понимать, что никакой связи ее победы с его идеями нет и обязана она своим успехом только природе, он от души порадовался за нее.
События лета 1932 года радовали Кемаля и тешали национальную гордость турок.
Четырьмя неделями ранее президент открыл Первый конгресс истории в Народном доме Анкары.
В течение десяти дней ученый ареопаг при участии любимицы Кемаля, Афет, изучал пути улучшения просвещения и исследовательской работы.
Но, как свидетельствует учебник общей истории, недавно опубликованный Турецким историческим обществом, его настоящая цель не методология, а истинное постижение исории.