Все это время Кемаль продолжал уделять значительное внимание развитию культуры, и по его инициативе многие «народные дома» превращались в активные клубы, в которых молодежь занималась театром, музыкой и спортом.
Помимо «народных домов», в стране появились женские училища, где девушки и женщины обучались не только материнству, шитью и хозяйству, но и искусству делать цветы из бумаги.
В рекордные сроки Ахметом Аднаном, представлявшим молодую группу воспитанных в западных традициях композиторов, занимавшихся с благословения Ататюрка переложением анатолийских народных мелодий на западный манер, была поставлена опера «Озсой».
Это лишний раз подчеркивало его страстное желание сделать турецкую культуру национальной по содержанию и западной по форме.
А поскольку автор прославлявшего его подвиги эпического произведения «Лидер», как казалось Кемалю, недостаточно использовал в нем чисто турецкие слова, он сам правил текст.
В другой привлекшей его внимание пьесе он вычеркнул рассуждения автора о любви как о забаве.
«Думать о любви подобным образом, — написал он на полях, — значит принижать ее!»
Мечтавший видеть среди своих соотечественников великих художников, композиторов и скульпторов, Кемаль и здесь оставался твердым прагматиком, считавшим, что искусства должны служить прогрессу страны, бичевать реакцию и способствовать дружбе Турции с ее соседями и друзьями.
Именно поэтому только воспринимавшие его идеи художники могли рассчитывать на его покровительство.
Да что там художники, если даже воспитанию официантов Кемаль придавал первостепенное значение.
На одном из митингов заявил о том, что стране необходимы специалисты, умевшие накрывать столы и обслуживать своих клиентов так, как это делается во всех цивилизованных странах.
Но при этом, постоянно подчеркивал он, не следует готовить слишком много блюд, поскольку это наносит вред не только здоровью, но и экономике.
И подобное пожелание недоброжелатели Кемаля тут же объяснили не только его равнодушием к еде, но и плохим состоянием сельского хозяйства.
Главной задачей всех этих клубов, школ и домов являлась пропаганда западной цивилизации.
И, несмотря на все издержки, Турция в 30-е годы являла собою страну с устоявшимся порядком и не имевшим оппозиции прагматичным правительством.
Глава XVII
После разгона оппозиционной партии в Турции не могло быть и речи о сколько-нибудь острых политических спорах, и центр общественной и политической жизни переместился на виллу президента.
Именно там, за обеденным столом Кемаля, обсуждались новые назначения, и министры тасовались как карточная колода.
Там же вовсю плелись интриги против тех, кто мешал «привычным джентльменам».
И больше всех им мешал Исмет.
Примерный семьянин и очень воздержанный человек, он так и не смог сблизиться с весьма распущенной, на его взгляд, компанией президента.
Понятно, что «привычные джентльмены», чувствуя в нем совершенно инородное для них тело, косо посматривали на недолюбливавшего их премьера, и в конце концов к их личным антипатиям к нему добавились и деловые.
Опекая верой и правдой служивший Народной партии «Деловой банк», ближайшее окружение президента постоянно требовало для него все новых привилегий.
Преследуя свои далеко не бескорыстные интересы, эти люди часто хлопотали за того или иного бизнесмена, даже если за ним стояли иностранные фирмы.
И всякий раз у них на пути вставал твердокаменный Исмет, не желавший идти на поводу даже у самых близких к президенту людей.
Неуступчивость Исмета раздражала, и они начали оказывать на него давление через Кемаля.
Хорошо зная о тех теплых чувствах, какие питал их хозяин к Исмету, они действовали с великим знанием дела.
Они как бы невзначай и очень ненавязчиво подставляли премьер-министра, очень надеясь на то, что рано или поздно болевший за свое правительство премьер выскажет свое неудовольствие.
Так оно и случилось!
Когда с их подачи был снят министр экономики Мустафа Шереф и Исмет действительно вспылил, обиженный на него Кемаль не подал ему после ужина руки.
В тот же вечер Исмет прислал Кемалю записку с уверениями в своей преданности.
«Вы великий человек, Исмет! — написал ему уже отошедший Кемаль. — И я даже не сомневаюсь в том, что Вы расчувствуетесь, когда будете читать мое послание, точно так же, как и я, получив Ваше!
Я люблю Вас и не сомневаюсь в Ваших ответных чувствах!»
Конечно, все эти «люблю Вас» и «не сомневаюсь» выглядели чересчур уж сентиментально для такого человека, каким был Кемаль.
Но кто знает…
Возможно, что между двумя этими так не похожими друг на друга людьми и на самом деле существовали никому не видимые нити, которые не могли порвать даже всесильные «привычные джентльмены».
Наверное, именно поэтому остававшийся до конца дней своих очень одиноким человеком Кемаль так цеплялся за дружбу с преданным ему Исметом.
Да, в конце концов, он удалит его от себя, но сделает это на удивление мягко, и, что самое главное, Исмет никогда не будет его личным врагом, как те же Рауф и Карабекир.