Аукцион

— Мистер Годилин, я с вами согласен, но в этой стране публика требует доказательности. Вы вправе писать все что угодно для «Свободы»; вас слушают только русские, а здесь вы имеете дело с другими людьми. Всякого рода оскорбление Степанова как личности или страны, которую он представляет, означает ваше поражение. Ваши вопросы должны быть корректными, а потому разящими наповал.

— Вашу доверчивую публику вряд ли чем проймешь...

— Не надо считать публику этой страны такой уж неподготовленной, мистер Годилин, Здесь живут вполне достойные люди, которые думают по-своему, и, пожалуйста, оставьте им право думать так, как они считают нужным. Они ведь, сколько я знаю, не навязывают вам своей точки зрения на те или иные события, почему же вы присваиваете себе право поучать их, как им следует думать?

— Простите, мистер Фол, но мои друзья сказали, что вы какой-то финансовый воротила... Почему вас интересует Степанов? Зачем вам, именно вам и вафым друзьям нужен скандал?

— Объясняю. Мой бизнес связан со страховкой произведений искусства. Мы страхуем коллекции на сотни миллионов долларов. Активность мистера Степанова и иже с ним наносит ущерб нашему предприятию, поэтому мы нашли пути к вашим мюнхенским друзьям, а те любезно посодействовали нашей встрече.

— Почему выбор остановился именно на мне? — Годилин пожал плечами.

Фол хотел ответить, что остальные отказались, но сдержался, опасаясь непредсказуемой реакции собеседника, Годилина могло понести; не время; с ним еще работать и работать.

— Какие вопросы могли бы показать Степанова в дурном свете?

— Что это значит «какие»? — Годилин снова пожал плечами. — Конефно фе, гражданские права...

Фол поморщился.

— Я же определил сферу моего интереса. Вопросы культуры, понимаете? Куль-ту— ры...

— Трагедия худофников абстрактной живописи в России...

— Абстрактная живопись зачахла и на Западе, согласитесь. После Пикассо эта эпоха кончилась. Что еще?

— Террор цензуры.

— Уже теплее. Еще?

— Невозможность самовыражения.

— Очень хорошо. Еще?

Пат неумело закурила и, поглядев на Годилина, заметила:

— Но ведь выставка русских художников в Париже собрала беспрецедентное количество золотых и серебряных медалей... Об этом много писали...

— Неуфели не понятно, фто это был шаг Миттерана перед его визитом в Москву?! — рассердился Годилин.

Фол дождался, пока Пат перевела; пусть верят, что я не понимаю по-русски; пожал плечами.

— Значит, художники на Западе тоже лишены свободы, мистер Годилин, если они обязаны подчиняться диктату своего президента?

— Думаю, это последний социалистический президент во Франции. Они с ним достаточно нахлебались.

Пат попросила повторить последнее слово; Годилин сказал «наелись»; она не поняла, спросила; чего?

Чтобы не рассмеяться, фол закурил, тяжело затянулся.

— А что если вы расскажете про то, как встречались с ним в России? Вы часто встречались?

— Когда-то мы друфили. Но он купил «ЗИМ» и сразу отделился от нас.

— Что такое «ЗИМ»? — спросила Пат.

— Это очень большой автомобиль, — ответил Годилин нетерпеливо.

— Вам было обидно, что он купил «ЗИМ»? — спросил фол.

— Мы не любим выскочек, мистер Фол. Как и все нормальные люди.

— На каком автомобиле вы ездите здесь?

В глазах у Годилина появилось нескрываемое раздражение.

— На подержанном, мистер Фол, на подержанном.

— Ладно. Про автомобиль «ЗИМ» здешней аудитории будет непонятно. А мне рассказывайте, мне все интересно, я же хочу понять, что надо сделать завтра, времени-то в обрез, вот в чем фокус...

— Довольно странно слышать все это, мистер Фол... Разве не есть прецедент для хорофего политического скандала сам факт, что чекист в центре Лондона пудрит мозги увафаемой публике побасенками о русской культуре?!

Пат снова открыла словарик; Фол понял, что она ищет слова «пудрить» и «побасенки»; так и было; перевела, однако, вполне сносно: «пудрить парики» и «басни»; она, видимо, думает, что «пудрить парики» приложимо к здешней палате лордов или к высокому суду; тем не менее поймут, по-своему, но поймут.

— Если бы вы доказали, что мистер Степанов прибыл сюда в качестве офицера КГБ, это было бы прекрасно,

— Я покафу публике любую из его книг — больфинство посвящено политике, чекистам!

— Хм... Как вы относитесь к идее свободы предпринимательства?

— Так же, как и вы.

— Тогда ваш довод обернется против вас, мистер Годилин! В зале соберутся люди большого бизнеса. Личное дело мистера Степанова писать то, о чем он пишет, никто не вправе попрекать его этим. Это то же, что попрекать Грэма Грина и Ле Карре, Вы можете зачитать отрывок из его книг, в которых бы содержался призыв завоевать Остров силами ЧК или что-то в этом роде? Вы озлобите публику, мистер Годилин, потому что уважаемые джентльмены, которые соберутся в театре, имеют большой и весьма выгодный бизнес с Россией. Они будут шокированы, если вы на основании того, что Степанов пишет шпионские бестселлеры, обвините их в сотрудничестве с КГБ как с одним из институтов государственной машины, входящей наравне с торговыми министерствами в состав Совета Министров России...