Аукцион

— Текст очень краток, — продолжал Фол. — Подписи под каждым фото вот здесь, — он, ткнул негнущимся пальцем в листок бумаги. — Загадочный писатель Степанов вместе с Че во время планирования партизанской акции. У партизан Вьетнама накануне штурма Сайгона— в их форме, заметьте себе. С палестинцами во время боев в Ливане. Ну и все в этом же роде. Материал надежен вполне. А последнее фото, где он в «Сотби», должно, быть особенно крупным. Подпись: «КГБ внедряет Степанова в высшее общество Англии». И все. Только вопрос. Как?

— Беру. Сколько хотите за материал? Дэйвид (репортер «Кроникл», с ним поддерживали постоянный контакт люди из местной резидентуры, рекомендовал Фола, его рекомендации ценились, получал процент со сделки) сказал, что вы не станете драть слишком много.

(Дэйвид, посмотрев материалы, назвал цену: двести фунтов; Фол исходил именно из этой суммы в своей игре; если просишь дешево, к материалу относятся с недоверием.)

— Семьсот фунтов, — сказал Фол. — По-моему, вполне нормальная цена.

— Мистер Вакс, это несерьезно.

Фол сгреб фотографии, зевнул.

— Пятьсот мне предлагал О’Лири.

(Литературный агент О’Лири был готов уплатить двести пятьдесят, с ним час назад говорил Джильберт; психологическая атака; называй цену, шотландец, скорее называй цену, я ведь сам готов тебе уплатить, только б завтра это появилось в вечерних выпусках, накануне шоу в театре, давай, шотландец, все равно я тебе всучу эти материалы, ты обложен, бери.)

Уступил за двести пятьдесят — при условии, что будет напечатано завтра вечером; подписали соглашение, обменялись рукопожатием; «Только спускайтесь осторожнее, мистер Вакс, лестница коварная, можно поломать ноги. До завтра. Примерно в двенадцать я сообщу вам, в какой газете это пойдет. Кстати, вы не предложили свой заголовок?» — «Да? Заголовок очень простой: «Кто вы, доктор Степанов?» — «Намек на Зорге? Пойдет. Совсем неплохо».

— Слушай, Мить, — сказал Распопов, — а ты знаешь, что Зия стал полным академиком?

— Знаю. Я гостил у него в Баку.

Зия был старше всех в институте; в сорок девятом, когда они поступили, ему исполнилось двадцать шесть; старик; на висках ранняя седина; в лацкане потрепанного пиджака Звезда Герой Советского Союза. В тридцать седьмом его отец попал в беду; когда началась война, Зия ушел добровольцем; первую медаль получил совсем еще мальчиком; стал лейтенантом; попросился командиром штрафбата; перед тем как вести штрафников на прорыв глубокой обороны немцев, написал письмо в Москву, хлопотал за отца; был ранен, отец стал работать в шахте вольным; в сорок четвертом году отбили у немцев хутор на Западной Украине; пришла бабка в слезах: твои солдаты своровали порося, так уж его берегла, так хранила, чем жить теперь?!

Зия выстроил штрафбат, вывел на плац старуху, та сразу указала на двух рецидивистов.

«За мародерство у нас одно наказание», — сказал Зия.

Бабка запричитала: «Пощади их, молодые ж, бог с ним, с тем поросем!» — «С поросем-то ладно, — ответил Зия, — но они носят форму Красной Армии, позорят ее, нет им прощения». Бабка повисла у него на шее, и он сразу же вспомнил свою худенькую азербайджанскую маму, такие же лопатки у этой старушки были острые, и так же волосы ее пахли дымом; «Ладно, гады, — сказал Зия, — сейчас побежите по дороге вокруг хутора и будете кричать каждому встречному, что красноармейцы, пусть даже штрафники, никогда не были и не будут мародерами!»

Те побежали; Зия запряг своего коня в маленькую одноколочку, поехал следом; не проследишь — залягут в кустах, знаю я эту публику.

А навстречу двум, бежавшим по пыльной дороге и кричащим, что мародеров в батальоне славного капитана Зии нет и не будет, ехал генерал; подозвал к себе бегущих, выслушал, дождался Зию на его повозочке и сказал, что существует трибунал, который обязан рассмотреть факт кражи и наказать виновных, но оскорблять достоинство человека никому не позволено; тоже мне, Синдбад-Мореход, пускает впереди себя герольдов; самого под трибунал за нарушение устава; правда, трибунала можно избежать, если сейчас же поднимешь своих людей и передислоцируешься к Дубраве, туда гонит немецкая танковая бригада: удержишь мост, закрою вопрос, нет — пеняй на себя. Продержаться надо сутки, пока подойдет артиллерия.

Держаться пришлось трое суток. Из батальона остались всего девять человек; генерал приехал, обошел строй — все едва стоят на ногах; опросил каждого: «За что угодил в штрафбат?» — потом объявил о награде. Комиссару Зии, двадцатилетнему Вите Фаину, израненному до того, что стоять не мог, лежал, почерневший, возле дерева, дал «Красное Знамя» и пошел к машине; Зия молча сопровождал его; только, когда генерал захлопнул дверцу, сказал обиженно: «А я что, хрен собачий?» Генерал усмехнулся. «Про тебя особый разговор». Через месяц Михаил Иванович Калинин вручил ему Звезду Героя; отец вернулся в Баку; такая жизнь.